(Случай из практики молодого хирурга).

Я всегда обхожу религиозные темы стороной, Бог живет у меня в душе, а не напоказ. По моему мнению, верующему человеку необязательно молиться несколько раз в день и ходить в мечеть. Достаточно быть честным, порядочным, творить добро, помогая нуждающимся, защищая слабых! Основные постулаты любой религии заключаются именно в этом, не более того…
Будучи молодым хирургом, я начал свою профессиональную деятельность в городской скоропомощной клинической больнице, где находились несколько кафедр медицинского института хирургического профиля: как взрослого, так и детского, включая травматологию. Заведующими отделениями в этой больнице были именитые профессора и доценты — опытные, высококвалифицированные специалисты. По операционным залам группами ходили многочисленные студенты-старшекурсники, аспиранты, клинические ординаторы и субординаторы. Ночные дежурства возглавляли доценты, заведующие отделениями, иногда опытные хирурги высшей категории.
Утренние конференции после ночных дежурств были школами для начинающих врачей. Разбор и анализ ночных происшествий вызывал нешуточный ажиотаж, порой страсти накалялись до предела. Каждый врач имел право высказать и обосновать свою точку зрения по технике проведения той или иной операции. До утренней «пятиминутки» врачу необходимо было сделать обход своих больных с их осмотром, определением тактики дальнейшего лечения и прийти на конференцию с докладом по курируемым им пациентам. Я многому научился в этих обсуждениях и жарких дискуссиях!
В одну из осенних ночей я дежурил со своим наставником — опытным доцентом кафедры, который спустя годы стал профессором. Он был моим кумиром в профессии и большим Другом в жизни! Многому научил меня, охотно делился своим опытом и умением. Светлая ему память!
В приемное отделение скорая доставила худощавого деда — фронтовика восьмидесяти лет с острым животом. Его сопровождала бабулька того же возраста и такой же комплекции, похожая на одуванчик, которая плакала и причитала, чтобы Володя ее не покинул, она без него не выживет. Мой учитель, едва коснувшись пальцами живота пациента, быстро посмотрел результаты анализа крови и отошел, уступая мне место для осмотра. Я начал тщательно прощупывать и простукивать живот больного со всех сторон. Доцент обратился ко мне со словами:
- Ну, что скажешь, коллега? В чем у дедушки проблема?
Я слегка замялся и ответил:"Живот мягкий, не вздут, не напряжен и безболезненный повсюду. Но тревожит то, что не могу определить перистальтику кишечника. Гробовая тишина внутри, шум плеска кишечника не слышен. Клинические симптомы острого аппендицита раздражения брюшины отсутствуют."
Доцент довольно оживился:
- Вот, в этом и есть суть вопроса, кроется смертельная опасность, коллега! Лейкоциты в крови зашкаливают, а живот совершенно спокойный и безболезненный! Запомни навсегда: клиническая картина острого деструктивного аппендицита у пожилых и старых людей протекает стёрто, очень коварно, непредсказуемо. При хорошем самочувствии внутри брюшной полости надвигается катастрофа!
Мой наставник распорядился немедленно поднять пациента в операционную и через считанные минуты мы приступили к операции. Я ассистировал своему учителю, а еще два студента-старшекурсника наблюдали за нами — параллельно шел учебный процесс у операционного стола. Доцент подробно комментировал ход операции, начиная от анестезии и дальше, как в учебнике и медицинском атласе по хирургии.
Классический разрез в правой подвздошной области по проекции купола слепой кишки показал нам наличие гноя. Сложившиеся обстоятельства изменили тактику дальнейшего хода операции. Больного перевели на общий наркоз и пошли на лапаротомию с широким разрезом по срединной линии живота. Вся брюшная полость оказалась заполнена гноем и жидкой массой кишечного содержимого. При ревизии обнаружили между кишечными петлями гангренозно изменённый червеобразный отросток, а у купола слепой кишки перфоративное отверстие, откуда вытекало содержимое толстого кишечника. Диагноз ясен: гангренозно-перфоративный аппендицит с разлитым диффузно-гнойным перитонитом. В таком случае эндогенная интоксикация организма обеспечена, жизнь человека висит на волоске. Сразу начали промывание и очищение брюшной полости большим количеством теплого раствора фурацилина и поставили отсос.
В этот момент в операционную ворвалась старшая медицинская сестра операционного блока с тревожной новостью. Скорая доставила шестнадцатилетнего юношу в тяжелом состоянии, подозрение на перитонит. Пациент оказался сыном высокопоставленного чиновника. Вокруг началась суета и паника, так как сопровождавшие его родственники только накаляли обстановку. Старшая медсестра сообщила доценту, что позвонила двум профессорам — заведующим кафедрами взрослой и детской хирургии. Они скоро приедут. Мой учитель, уходя дал мне наставление:
- Придется тебе продолжить эту тяжелую операцию. Студенты помогут, пускай моются. Действуй, как я тебя учил. Будем надеяться на благополучный исход, несмотря на очень тяжелую ситуацию. Удачи, коллега! Я в тебя верю!
С этими словами доцент ушел в другую операционную, куда подавали юного пациента, а мне ничего не оставалось, как взять всю ответственность за жизнь больного на себя. Оба студента быстро помылись и начали мне помогать: держали крючки и высушивали тампонами операционную рану.
Я продолжил тщательное промывание брюшной полости и полоскал кишечные петли в буквальном смысле, как при стирке одежды. Использовав более двенадцати литров раствора, закончил промывание только тогда, когда в отсосной банке увидел прозрачный, желтый цвет фурацилина без гнойно-фибриновых плёнок и хлопьев. Тщательно высушив полость живота, не снимая зажим с перфоративного отверстия в куполе слепой кишки, приступил к устранению дефекта, а далее — к ушиванию раны передней брюшной стенки. Края разреза кожи сопоставил идеально. Оставив дренажную трубку в правой подвздошной области, закончил операцию. Думаю, эту операцию студенты, которые помогали мне, запомнили на всю жизнь.
Больного повезли в реанимационную палату, а я пошел в хирургическое отделение. У входа в отделение, со слезами на испуганных глазах, меня ждала жена фронтовика Владимира Николаевича. Я обнял её за хрупкие плечи и попытался успокоить:
- Бабушка, не унывайте, будем надеяться, что Ваш муж поправится! Он сейчас в реанимации, выходит из наркоза, Вас туда не пустят. Я сделал все, что мог, остальное в Божьих руках! Поезжайте домой, хоть немного отдохните.
К утру нас ждала неприятная новость из реанимации. Несмотря на все усилия операционной бригады и реаниматологов юношу спасти не удалось. С острым гангренозно-флегмонозным аппендицитом, разлитым гнойным перитонитом и высокой степенью эндогенной интоксикации молодой организм не справился. У молодых людей тяжелая форма аппендицита протекает очень агрессивно и нередко заканчивается летальным исходом. В этом я убедился позже в своей хирургической практике. У меня таких случаев, к счастью, не было, но коллеги иногда с этим сталкивались.
Мой наставник за ночь будто постарел от переживаний и беспомощности. Но увы, иногда врачи бывают бессильны… Это очень тяжелый момент в жизни хирурга, но такова наша профессия, которую мы сознательно выбираем. Если перефразировать классика: есть такая профессия — бороться со смертью за спасение человеческой жизни! К великому сожалению, иногда не удается.
Сидели мы с доцентом в ординаторский за час до утренней конференции, пили чай и обсуждали тяжелую ночь. Он готовился к докладу.
Немного отдохнув, мы пошли в реанимацию навестить оперированных больных перед докладом.
У входа в реанимационное отделение мы увидели знакомую нам бабушку. Значит она домой так и не ушла, ночевала в коридоре. Она бросилась ко мне навстречу. Я насторожился, подумал, что сейчас придётся её успокаивать, а она, плача от радости, обняла меня со словами:
- Сынок, Дай Бог тебе и твоим родным здоровья, счастья! Ты спас моего мужа! До конца жизни буду молиться и за твое здоровья! Владимир Николаевич пришел в себя ближе к утру, чувствует себя нормально. Дежурный врач говорит, что нечего ему здесь койку занимать!
Не веря своим ушам, мы устремились в палату к деду и увидели его в полусидячем положении с торчащими в животе трубками. Он заулыбался и, как фронтовой армейский лётчик, доложил:
- Все в порядке, доктора! Полет проходит в штатном режиме! Нас просто так не сбить!
Доцент осмотрел прооперированного больного и обратился ко мне:
- Глазам не верю, дед ожил! Даже выделений из трубки нет! Сегодня дренаж оставь, для страховки, а завтра удали. Хоть одна приятная новость за ночь!
Пока мы определяли тактику дальнейшего лечения больного, в палату вошел врач- реаниматолог и, увидев нас, сказал:
- Коллеги, все в порядке! Можете забирать дедушку в ваше отделение, он уже просит кушать и сто граммов фронтовых.
Мы были рады, что в такой непростой ситуации у нашего пациента еще оставались силы шутить и договорились в течение дня перевезти больного в мою палату в хирургическом отделении.
На утренней конференции доцент похвалил меня перед всеми коллегами и студентами за удачно проведенную операцию. Если скажу, что мне было не лестно — буду кривить душой. Но самое главное было в том, что я поверил себя, как хирург. Это было самоутверждение в профессии. Я открыл для себя главную истину: вовремя операции за жизнь больного надо бороться до конца, не щадя ни себя, ни своих подчиненных! Только тогда удача будет с тобой!
Этого принципа придерживаюсь по сегодняшний день и советую молодым начинающим хирургам!