В актовом зале пансионата для ветеранов «Тихая гавань», что в двухстах километрах от Великого Новгорода, проходило выездное заседание областного суда. На небольшой сцене был установлен судейский стол. Чуть поодаль каждый за своим местом расположились прокурор, Громов Николай Сергеевич; адвокат, Кошевая Людмила Владимировна и секретарь -- Зиночка. Тут же у сцены находилась трибуна для выступающих. Несколько рядов стульев заполнили постояльцы пансионата, причём на первом ряду сидели главные свидетели и представители администрации. Надо ли говорить, что зал был забит под завязку: такие яркие, запоминающиеся события не часто происходят в стенах этого строгого и сурового заведения.
На отдельной скамье, понуро опустив голову, сидел подсудимый Гнедой Степан Семёнович.
Когда прозвучала фраза: «Прошу всех встать! Суд идёт», народ тут же поднялся со своих мест и в зал вошла и заняла своё место за судейским столом одетая в чёрную мантию судья Якушева Элла Евгеньевна -- женщина средних лет с красиво уложенными чёрными волосами. «Здравствуйте. Прошу садиться», -- обратилась она к залу и после ритуального удара молотком, объявила судебное заседание открытым.
В тот день рассматривалось уголовное дело по обвинению Гнедого Степана Семёновича в действиях сексуального характера, которые привели к гибели постоялицы пансионата Музы Львовны Апраксиной.
После того, как судья убедилась, что все свидетели присутствуют на своих местах, она приступила к установлению личности подсудимого. Чтобы не утомлять читателя казёнными вопросами и ответами, я сам представлю вам своего героя.
гл. 2
Итак, знакомьтесь: Степан Семёнович Гнедой. широкоплечий мужчина, плотного телосложения. Ему недавно исполнилось шестьдесят лет, но выглядел он гораздо моложе своего возраста.
Степан носил такую же бородку, как и Хемингуэй, и даже имел с ним внешнее сходство. Правда, Хемингуэй был великим писателем, а Степан большую часть жизни проработал простым пожарным. Но он ни разу не пожалел о своём выборе, профессию свою любил и ценил. И даже тогда, когда на него обрушилась стена в горящем доме и он три месяца провалялся
в больнице, Степан не стал менять работу.
Впрочем, это было не первое несчастье, свалившееся на его голову. Судьба как будто специально испытывала его
на излом… Ещё в юности в школьном спортивном зале он перепутал муляж штанги с настоящим спортивным снарядом и сделал рывок. Острая боль тут же пронзила спину -- юноша выронил «штангу» и упал на помост. Пошла кровь из носа.
Как оказалось, он растянул мышцы спины, а некоторые и вовсе порвал: слишком высокой оказалась скорость отрыва «штанги» от помоста.
К тому же Степан нарушил технику безопасности и не надел предварительно атлетический пояс. Без посторонней помощи он не смог даже встать. Полгода Степан лечился в различных клиниках, а потом ещё длительное время занимался лечебной физкультурой под наблюдением специалистов, чтобы восстановить мышцы. Поначалу это были простые упражнения по напряжению и расслаблению мышечных волокон, затем добавились упражнения на тренажёрах и поднятие тяжестей.
Но и после того, как он восстановил мышечный тонус, Степан не собирался покидать спортивный зал. Ему нравились физические нагрузки, особенно упражнения с отягощениями. Атлетическая гимнастика выработала в нём силовую выносливость, гибкость, воспитала смелость и решительность, улучшила осанку. А как приятно после тренировки ощутить мышечную радость! Это удовольствие дорогого стоит. Казалось бы, после таких испытаний можно наконец-то зажить нормальной, спокойной жизнью, но так получается не всегда.
Аккурат в день его рождения, когда Степану исполнилось 50 лет, по решению суда он был приговорен к 12 годам заключения за ограбление магазина, которое не совершал. После 10 лет пребывания в колонии его освободили, так как настоящий преступник, а это был его брат, явился в органы и написал явку с повинной. Произошла самая настоящая судебная ошибка. Обычно в подобных случаях государство выплачивает компенсацию, хоть и через суд. Но из-за круговой поруки в местных судебных органах Степан так ничего и не получил.
Впрочем, на этом его несчастья не закончились. Пока Степан мотал срок, жена выписала его из квартиры и вышла замуж второй раз. Так что ему и жить-то было негде. Бывшего заключённого на работу нигде не брали, поэтому рассчитывать на служебную площадь он не мог. А дело было уже в декабре, морозы стояли нешуточные.
Пришлось Степану первое время перекантоваться на кухне в своей бывшей квартире под одной крышей с новым мужем. Проживание, прямо скажем, не из приятных. Отношения межу мужчинами накалились и в любой момент могло случиться непоправимое.
Вот тогда его бывшая жена через свою сестру, работавшую в собесе, устроила Степана (в обмен на пенсию) в пансионат для ветеранов труда до весны, а там, как говорится, видно будет. Может, какую работу найдёт или к кому-нибудь прибьётся. Да и по возрасту Степан как раз для этого подходил.
гл. 3
После того, как судья разъяснила подсудимому его права, она предоставила слово государственному обвинителю, прокурору Громову Николаю Сергеевичу. «Уважаемый суд, -- встав с места, зачитал обвинительное заключение прокурор. -- В четверг пятого марта 1985 года ровно в полночь в первом корпусе пансионата „Тихая гавань“, расположенным в посёлке Радужное, произошла смерть постоялицы заведения Музы Львовны Апраксиной 1925 года рождения. Судя по заключению судмедэксперта, смерть женщины наступила
в результате сердечного приступа. Трагедия случилась в номере Гнедого Степана Семёновича.
Соседка за стенкой, Чистякова Виолетта Марковна, услышав крики и шум, вызвала дежурного врача. Тот обнаружил
на месте происшествия женщину в одном нижнем белье, в бессознательном состоянии и перепуганного постояльца Гнедого.
Проведённый по горячим следам анализ биологического материала показал, что между потерпевшей и гражданином Гнедым состоялся половой акт. Психолого-психиатрической экспертизой подсудимый признан вменяемым, отдающим себе отчет в инкриминируемым ему деянии. По мнению судмедэксперта, одной из главных причин, приведших к остановке сердца, явился половой акт, скорее всего осуществлённый насильственным путем. О чем свидетельствуют крики потерпевшей…» Судья поблагодарила прокурора, разрешила ему сесть, а затем, попросив подсудимого встать, спросила: понятно ли ему суть предъявленных обвинений? Подсудимый ответил: «Да».
-- Вы применяли к потерпевшей насильственные действия?
-- Нет, не применял, -- замотал головой подсудимый.
-- Вы себя виновным признаёте? — последовал ещё вопрос.
-- Нет, не признаю, -- твёрдо ответил Гнедой.
-- Присаживайтесь, пожалуйста, -- сказала судья и пригласила к трибуне директора пансионата Свиридову Ольгу Юрьевну, солидную даму в белом брючном костюме.
-- Что вы можете рассказать о вашем подопечном? — спросила её судья.
-- Ну что тут говорить? — начала своё выступление директор. — С самого первого дня, как только появился в пансионате,
он доставил нам кучу хлопот. Взбаламутил, можно сказать, всё наше женское сообщество.
А на первичном медосмотре так обаял нашу медсестру Ирму своими бицепсами и трицепсами, что она запала на него.
И это при том, что она в два раза моложе. Впрочем, Ирма строгостью нравов не отличалась, и на красотку явно не тянула, но её насмешливая завлекающая улыбка обезоруживала мужчин.
В один из вечеров во время танцев Гнедой окончательно вскружил ей голову. Они удивительно красиво танцевали, можно даже сказать, классно! Присутствующие в зале не могли оторвать от них глаз. Импровизация и выверенность движений была поразительная! А какие синхронные пируэты выделывали её ножки! И каждый исполненный ими танец являл собой не просто движения под музыку, а представлял из себя законченное драматическое произведение.
-- Ближе к теме, уважаемая Ольга Юрьевна, пожалуйста, не отвлекайтесь, -- сделала ей замечание судья.
-- Хорошо, ваша честь, -- ответила директор. — Когда танцы закончились, Ирма направилась к нему в номер и провела там всю ночь. Утром, когда она выходила в коридор, её заметила соседка Гнедого Виолетта Марковна. Она может это подтвердить
-- Ближе к теме, пожалуйста, -- попросила судья.
-- Да уж куда ближе, -- глубоко вздохнула Ольга Юрьевна. — После этого вечера Ирма стала постоянно ходить к нему, якобы делать уколы. Обычно у нас все уколы делаются в процедурном кабинете, а Гнедова она почему-то обслуживала в его комнате, хотя лежачим больным он не являлся.
-- Юбочник ещё тот! -- подала голос Виолетта Марковна.
-- Кто бы сомневался, -- подтвердила директор
-- Попрошу с места не выступать, -- сделала замечание судья, а затем снова обратилась к Ольге Юрьевне:
-- Ну и как к этому отнеслись окружающие?
-- Без особого энтузиазма, -- ответила директор. -- К тому же обо всём почему-то стало известно её мужу.
Он заявился ко мне в кабинет и устроил грандиозный скандал. Вскоре мы были вынуждены перевести Ирму в другое социальное заведение.
Судья отпустила Ольгу Юрьевну и пригласила Чибисову Виолетту Марковну. К трибуне вышла маленькая тщедушная женщина в чёрной изящной шляпке. Хмурый, колючий взгляд её сереньких глаз выдавал в ней человека скрытного и необщительного.
Первым делом она пожаловалась на соседа, из комнаты которого, по её словам, частенько доносился шум, мешавший ей спать. Затем она рассказала о двух женщинах, которые постоянно приходили к Гнедому. Это были Кира Борисовна и её приятельница толстушка Нинель. Причём один раз она даже слышала, как Кира предлагала соседу деньги.
Затем судья пригласила к трибуне Киру Борисовну. Та рассказала, что, действительно, вместе с подругой частенько приходила к Степану Семёновичу на массаж, но только днём и исключительно с оздоровительной целью. Этому искусству он выучился в армии и однажды на сборах даже заменял заболевшего штатного массажиста армейской сборной по тяжёлой атлетике. Как оказалось, у Киры уже давно побаливало колено, а у Нинель было вывихнуто плечо.
-- А откуда такие громкие стоны? — снова с места выкрикнула Виолетта Марковна, за что получила последнее предупреждение от судьи.
-- А мне на ноге надо проминать глубокие мышцы, -- ответила Кира. -- А это всегда больно.
Все присутствующие тактично промолчали.
В это момент свидетель Чистякова, посмотрев на часы, попросила судью отпустить её из зала на несколько минут.
-- У меня заказан междугородный звонок с городского телефона, -- сообщила она.
Судья удовлетворила её просьбу, после чего пригласила к трибуне
уборщицу Авдотью Никифоровну, набожную старушку в длинном синем халате, которая убиралась в корпусе. Свидетельница сразу встала на сторону Гнедого:
-- Степан Семёнович не мог такое сотворить, -- сказала она. -- Он очень отзывчивый и жалостливый мужчина. Я с ним один раз даже повздорила из-за того, что он принёс к себе в номер бесхозного щенка и подкармливал его. А в нашем пансионате это запрещено.

-- Дело ясное, что дело тёмное, -- подвела прения судья и, отпустив уборщицу, уже начала подумывать о возможном приговоре, но в это время в зале снова появилась Чистякова.
-- Я хочу сделать важное заявление, -- сообщила она и подошла к трибуне. Судья не возражала и предоставила ей слово.
-- Я несколько раз просила директора пансионата переселить меня в другую комнату из-за беспокойного соседа,
но свободных мест, к сожалению, не оказалось. Тогда я сообщила Ольге Юрьевне о странных звуках за стеной. Сказала, что если она ничего не предпримет, то наш пансионат скоро превратится в публичный дом.
Чтобы выяснить, что там происходит, Ольга Юрьевна распорядилась установить в соседнем помещении скрытую камеру.
И тут всё и открылось.
Нинель и Кира одновременно закрыли лицо руками.
-- Почему же вы сразу об этом не сказали? -- спросила судья.
-- Меня просила не говорить директор пансионата. У неё из-за этого могли возникнуть крупные неприятности. Сейчас же мне нечего опасаться. Только что я разговаривала со своей сестрой. Она пообещала забрать меня к себе, в деревню Максатиха. Завтра я отсюда уезжаю.
-- Это многое объясняет, -- бросил реплику прокурор.
-- Ваша честь, -- подняв руку, попросила слово адвокат Кошевая.
-- Разрешаю, -- кивнула головой судья.
-- Запись на камеру незаконна, -- пояснила адвокат. — А потому не может быть приобщена к делу как доказательство.
-- Возражение принимается, -- согласилась судья, и стукнув молотком, обратилась к Ольге Юрьевной:
-- Надеюсь, эта запись у вас сохранилась?
-- Да, конечно, -- подтвердила директор пансионата. — Она в моём рабочем кабинете.
-- Вы не будете возражать, если мы вместе с адвокатом и прокурором ознакомимся с этой записью?
Ольге Юрьевне ничего не оставалось, как проводить уважаемых юристов в свой кабинет. В заседании суда был объявлен перерыв.
гл. 4
Пока идёт перерыв, будет уместно рассказать о том, что осталось за рамками судебного разбирательства.
Все постояльцы пансионата делились на возрастные группы. Группа, в которую попал Степан Семёнович, была, если можно так сказать, «молодёжной». Средний возраст в ней не превышал 65 лет. Старостой группы являлась Кира Борисовна — элегантная стройная женщина с короткой стрижкой. Она всегда носила очки на цепочке. В группе её ещё прозвали энерджайзером за её неуёмную энергию. Она организовывала лыжные прогулки, поездки в Новгород на экскурсии, спортивные соревнования. Принимала активное участие в художественной самодеятельности, сама играла на баяне. Степан Семёнович был единственным мужчиной в группе. И неудивительно, что он пользовался её особым расположением.
Имела виды на него и Виолетта Марковна, но Кира Борисовна быстро прибрала его к рукам, застолбила территорию и пресекла любые женские поползновения на свои «природные угодья», установив с ним дружеские, доверительные отношения. Чистяковой оставалось только завидовать и ревновать.
Чтобы понять причины, которые привели Степана Семёновича на скамью подсудимых, перенесёмся на три месяца назад, в тот день, когда в пансионат приехал маленький лысенький старичок, лектор общества «Знание», и прочитал лекцию
«Половые отношения в пожилом возрасте». Конечно, тема лекции была не самая актуальная для данного заведения. Но раз человек приехал, никуда не денешься, народ повалил в актовый зал. Да и вспомнить о бурной молодости -- это всегда приятно.
В течение двух часов лектор пытался убедить аудиторию в том, что секс в пожилом возрасте полезен для здоровья, рекомендуя для пожилых пар половой контакт хотя бы один раз в неделю. Некоторые перлы просвещённого оратора просто удивляли. Так для тех, кто испытывал проблемы с ходьбой, он советовал чаще совершать половой акт. «Половой акт сравним с 20-минутной прогулкой на полтора километра, -- с жаром уверял он, -- или с подъёмом на два пролета лестницы за десять секунд».
Были у него, конечно, и конструктивные мысли. Например, он говорил, что «активная половая жизнь за счёт выработки гормонов снижает риск умереть от инсульта, рака молочной железы, диабета или сердечного приступа». Он утверждал, что «секс — это лучшее средство от бессонницы, тревожности и депрессии. К тому же секс даст возможность уберечься от хандры, сохранить позитивное восприятие мира и чувствовать себя женщиной в самом прямом смысле этого слова». Да кто бы спорил? Почти все женщины в тот момент, когда он произносил эти слова, утвердительно кивали головой.
А закончилась лекция одной мудрой мыслью: при сексе в пожилом возрасте важно не количество фрикций, а глубина отношений. Но самое важное,-- чтобы рядом был любимый человек. Мысль, конечно, хорошая, но она вызвала подспудный протест в женском сообществе, который и выразила Кира Борисовна.
-- Да мы, может, и не против заняться таким полезным делом, -- заявила она. — Но где нам мужика нормального откопать? -- и посмотрев на Гнедого, добавила. -- Разве что Степана Семёновича удастся уговорить. Зал буквально грохнул от смеха, потом все зааплодировали, а наш герой чуть не сгорел от стыда.
Когда Гнедой выходил из зала, многие женщины строили ему глазки, подмигивали, а некоторые, проходя мимо, старались невзначай задеть его рукой.
В тот же вечер в своём номере он, как обычно, делал Кире массаж. И вдруг, совершенно неожиданно, она предложила ему исполнить несколько иную процедуру. Гнедой даже растерялся от такого предложения. Он опешил и стушевался.
-- Как-то это неудобно, -- переминаясь с ноги на ногу, произнёс он. -- Мы ведь всё-таки приятели.
-- Неудобно штаны через голову надевать! -- невозмутимо ответила Кира. -- Мне это нужно только для здоровья.

Ничего удивительного, что многие женщины после пятидесяти относятся к сексу по-будничному, как к домашним делам, что, впрочем, совсем не портит их отношение к этому процессу.
-- Да ты не бойся, -- успокаивала она его. — Я не собираюсь тебя охмурять, да и от любви совсем не сгораю. К сожалению, у меня есть проблемы по женской части и уже давно, -- вздохнула она и вопросительно посмотрела на него.
-- Ты знаешь, я — простой, грубый мужик, -- замялся он и махнул рукой. -- Прелюдиям не обучен…
-- Ничего страшного, не переживай. Всё что надо, я подскажу.
Он тяжело вздохнул и закачал головой.
-- За эректильную дисфункцию можешь не волноваться. Это я беру на себя.
Степан Семёнович пробормотал что-то несвязное, опустил голову и, запинаясь, сказал, что некоторым образом… что ему неловко… что он стесняется.
-- Какое ещё стеснение! -- возмутилась Кира, -- когда дело касается здоровья! В общем, так. Я сейчас выйду, приведу себя в порядок и через несколько минут вернусь. И только попробуй сдрейфить или слинять!
И действительно, вскоре она вернулась, но уже в халате. Притушила яркий свет и, скинув халат, осталась в одной сорочке.
-- Я не юная девица, чтобы прельщать мужчин своими прелестями, -- самокритично заявила она. -- К тому же в сорочке я не буду комплексовать.
Поначалу он так разнервничался, что у него не сразу всё получились.
Но и тут Кира пришла ему на помощь. «Не жалей меня, -- успокаивала она его. -- Представь себе, что я -- просто дешёвая потаскушка, с которой не нужно церемониться».
Ну что здесь можно сказать? При таком умелом руководстве сеанс физиотерапии прошёл вполне успешно. После этого вечера лечебные процедуры стали проходить регулярно.
Недели через три на очередном обследовании выяснилось, что хроническое воспаление, которое имелось у Киры, полностью исчезло, всё рассосалось, -- чему немало удивился лечащий врач. Ко всему прочему, исчезла ночная потливость и шум в ушах. После такого радостного события Кира прибежала в номер Гнедого и расцеловала его.
-- Ты меня просто спас. Не знаю, как тебя и благодарить.
-- Да ладно, -- небрежно махнул он рукой. -- Не стоит благодарности.
Но она так не считала и предложила ему деньги. (Вот эти-то слова и услышала за стенкой Чистякова) Гнедой просто оторопел от такого предложения.
-- Ты что, Кира! -- возмутился он. -- Я деньги не возьму. Да и за что?
-- Но ты всё-таки тратил своё личное время, затрачивал усилия, -- пролепетала она. -- И в конце концов могу я тебя просто отблагодарить?
Он решительно замотал головой. Но она продолжала настаивать.
-- Если б ты только знал, сколько средств я потратила на дорогие лекарства -- и всё впустую! Нет, я просто обязана компенсировать тебе моральные издержки.
Его возражения она не принимала. Заметив, что у Степана очень старые, стоптанные ботинки, она съездила в райцентр и купила ему новую обувь. Также каждую неделю она стала его подстригать. Одним словом, взяла над ним шефство, или, попросту говоря, попечительство. Естественно, Кира Борисовна не была бы женщиной, если бы не поделилась своей радостью с подругой -- добродушной толстушкой Нинель, дебелой кустодиевской красавицей, шея которой покато переходила в плечи, а под лёгкой гипюровой блузкой лежали тяжёлые груди. Но при всех её зрелых формах на её круглом личике с лёгким румянцем сохранилось наивное детское выражение.
Узнав о чудодейственном исцелении Киры, Нинель тоже захотела пройти эту «медицинскую процедуру», благо у неё были проблемы с пищеварением. Она попросила подругу замолвить за неё словечко.
Услышав ещё одну просьбу, Степан Семёнович лишь пожал плечами.
«Мне-то не трудно, -- покачал он головой. -- Но удобно ли это? Что люди скажут?»
-- Да какие люди! -- успокоила его Кира. -- Кто об этом узнает, кроме нас троих.
В итоге, ей удалось его уговорить, после чего она провела инструктаж для Нинель.
-- Не забудь принять душ и захватить лубрикант, -- наставляла Кира. -- И, пожалуйста, без любовных излияний.
Без всяких там сантиментов и излишней стеснительности. Не девочка уже.
Тушью лучше не краситься, да и помадой тоже: он этого не любит. Позы, желательно, классические, изгаляться не надо.
Не забывай: ты пришла не кувыркаться, а поправить здоровье. Представь себе, что это обычный сеанс мануальной терапии. Но главное, чтобы процесс проходил в темноте, как у гетер в Древнем Риме.
-- А это почему?
-- В темноте обостряется чувственность, пропадает стеснение; мужчина быстрее превращается в животное, становясь рабом своих желаний. А когда он видит твои глаза, он начинает относиться к тебе уже совсем по-другому, как к человеку,
и невольно сдерживать свои страсти.
-- Его надо как-то отблагодарить?
-- На твоё усмотрение, но маленький подарок лишним не будет.
Нинель с пониманием кивнула головой.
В первый раз Кира лично проводила её в номер к Гнедому. И вскоре Нинель стала ходить туда регулярно, точно так же, как она ходила в процедурный кабинет.
Но самое удивительное, что у неё, так же как у Киры, недели через три самочувствие заметно улучшилось. Желудок стал работать как часы, исчезла головная боль, пропал озноб, прекратились головокружения.
В знак признательности, благодарная женщина стала приносить своему целителю вкусную выпечку, а иногда покупала и его любимый армянский коньяк. В то время ещё не было платной медицины, но её ростки уже незримо прорастали в нашу жизнь.
гл. 5
За постоянным обеденным столом кроме Гнедого, Нинель и Киры сидела ещё одна женщина: тихая, молчаливая Муза Львовна. Именно к ней Степан Семёнович испытывал душевную симпатию, но сказать ей об этом не решался. Обычно она носила зелёную вязаную кофту с выглядывающим из-под неё белым округлым воротничком и чёрную бархатную юбку в пол. Удлиненная, распадающаяся по разным сторонам лица чёлка-шторка несколько скрадывала её высокий лоб и прикрывала морщинки. Сзади её светло-русые волосы были собраны в пучок.
До пенсии она работала библиотекарем, хранила в своей комнате много интересных книжек, которые охотно давала почитать Степану Семёновичу. Когда бы он к ней ни заходил, картина была одна и та же: она сидела в своём уютном кресле-качалке и читала книгу. Вся такая тёплая и домашняя. Казалось, эту женщину на минутку оторвали от своей семьи, но она вот-вот снова должна туда вернуться.
Его, долгое время жившему без семьи, словно каким-то магнитом тянуло к этой женщине. Иногда они гуляли в местном парке, сидели в ажурной голубой беседке на берегу озера, где она читала ему свои стихи. Кира и Нинель не могли этого не заметить, и не раз выказывали ему свою ревность. Но он их успокаивал, говорил, что Муза у него для души.
Непрактичная идеалистка, заложница собственных ожиданий, мечтательная и наивная, она напоминала тонкую и очень хрупкую веточку, дрожащую на ветру.
В пансионате Муза оказалась совершенно случайно. Сын, поддавшись рекламе, вписался в долевое строительство и оказался вместе с женой и детьми и без денег, и без жилья, проще говоря, на улице. Пришлось матери отдать им свою однушку, а самой переселиться в «Тихую гавань».
Однажды в коридоре перед медицинским кабинетом Кира услышала разговор двух врачей. Они держали в руках рентгеновские снимки, на которых виднелись бумажные наклейки с надписью: Апраксина Муза Львовна. Судя по всему, медики обсуждали её анализы.
Как оказалось, больная страдала тем же недугом, что и Кира, только в более тяжёлой форме, из-за чего врачи намеревались выписать ей обезболивающие препараты. В тот же день Кира вызвала Музу на откровенный разговор, рассказала о своих мытарствах и предложила проверенный способ исцеления.
Но непрактичная идеалистка от такого предложения покраснела, замахала руками и наотрез отказалась.
-- У меня ещё и с сердцем не всё в порядке, -- оправдывалась она. — Да и как я буду после этого смотреть Степану Семеновичу в глаза.
Ещё несколько раз в течение недели Кира возвращалась к этому разговору, но Муза стояла на своём. И лишь когда появилась боль внизу живота, она не выдержала и дала утвердительный ответ.
К удивлению, уговорить Степана Семёновича оказалось тоже непросто. Для него Муза была существом возвышенным, утончённым, которым он восторгался. Ему не хотелось верить, что она такая же женщина из плоти и крови, как и другие, что с ней тоже возможен грубый телесный секс. Для него согласие Музы стало настоящей душевной травмой. Пришлось спускаться с небес на землю.
гл. 6
Убедившись в справедливости слов Чистяковой, судья, адвокат и прокурор снова заняли свои места в зале, судебное заседание продолжилось.
Первым делом судья выразила порицание директору пансионата Ольге Юрьевне за сокрытие важных для суда сведений. А также пообещала вынести частное определение в адрес вышестоящих организаций, призванных контролировать работу заведения. Призвала администрацию пансионата усилить контроль за постояльцами, своевременно пресекать любые противоправные деяния.
Затем Элла Евгеньевна обрушилась на свидетелей, упрекнув их в том, что они вводили суд в заблуждение. После чего слово было предоставлено Кире Борисовне. Женщина подошла к трибуне и выразила своё несогласие с мнением судьи.
-- Мы никого не вводили в заблуждение, -- заявила она. — Просто не посчитали нужным предавать огласке некоторые детали наших взаимоотношений во избежание сплетен и кривотолков. Ничего предосудительного мы не делали. Мы просто следовали тем рекомендациям, которые звучали на всем известной лекции. И если что и делали, то только в лечебных целях.
-- А где же ваша скромность? -- с осуждением спросила Элла Евгеньевна. -- Вроде, взрослая женщина… В ваши-то годы.
-- А может, у меня душа молодая, -- невозмутимо ответила Кира. — Между прочим, у древних славян ни один мужчин не имел права отказать женщине в определённой просьбе, сколько бы ей не было лет.
-- Я не собираюсь вдаваться в исторические экскурсы, -- обрезала её судья.
Потом к трибуне вызвали лечащего врача. Тот с удивлением развёл руками и подтвердил, что, действительно, самочувствие Киры и Нинель заметно улучшилось в последнее время: давление пришло в норму, исчезли воспалительные процессы, восстановился нормальный уровень гемоглобина в крови.
-- То, что я не смог сделать за год, наш народный целитель сделал за какие-то три недели. Будь моя воля, я бы оформил товарища Гнедого к нам в штат на полставки.
-- Ну и кем, разрешите вас спросить? — поинтересовалась директор пансионата.
-- Психотерапевтом, -- уверенно сказал лечащий врач.
По залу прокатилось весёлое оживление.
— - Может ещё в штатном расписании медицинских учреждений открыть новую вакансию? -- спросила судья.
-- А что, хорошая мысль, -- кивнул головой лечащий врач. -- Думаю, от клиентов у него отбоя не будет.
Затем судья попросила подсудимого встать.
-- Как видите, мы и без вас разобрались, -- обратилась она к нему. -- Но всё же хотелось бы знать: зачем вы влезли в эти передряги? Жили бы себе спокойно и горя не знали.
-- Я всегда помогал людям, -- ответил Степан Семёнович, у меня это в крови. На дороге не могу проехать мимо, если у кого-то неисправность. Всегда остановлюсь и помогу. А здесь большинство женщин -- это вдовы, оставшиеся после смерти мужей без средств. Им и так-то не просто жить, а тут ещё и болезни. Когда я смотрю в их грустные глаза, мне становится просто не по себе.
-- Надо же, какой жалостливый! -- воскликнула судья. -- А молодые женщины вас, что, уже не интересуют?
-- Честно говоря, не очень, -- ответил он. -- Они застёгнуты на все пуговицы, им всегда от меня чего-то надо. А мои одногодки искреннее, проще и душевнее.
-- Да вы у нас как новый Деточкин, -- вставила шпильку Элла Евгеньевна. -- Только тот помогал детям, а вы — страждущим женщинам.
-- Свободу Юрию Деточкину! — вскочив с места и откинув руку в сторону, выкрикнула экзальтированная дама из третьего ряда. Ещё несколько женщин поддержали её призыв. В зале сделалось шумно. Пришлось судье целую минуту успокаивать аудиторию…
-- Можно было бы ограничиться словами сочувствия, а не переходить рамки приличия? -- снова обратилась Элла Евгеньевна к подсудимому.
-- Слова сочувствия мало что дают, -- ответил Степан Семёнович. -- Иногда людям нужна реальная, действенная помощь.
-- Учитывая то, что пострадавшая была в годах, вам бы следовало затребовать справку о её здоровье, а ещё лучше попросить её сделать кардиограмму
-- Виноват, мне это как-то в голову не пришло, -- пожал плечами Гнедой. -- Кабы знал, где упадешь, то соломку подстелил.
После того, как судья разрешила ему сесть, слово взяла адвокат. Людмила Кошевая огласила просьбу коллектива пансионата не назначать Степану Семёновичу Гнедому наказание, связанное с лишением свободы.
-- Коллектив пансионата меня клятвенно заверил, -- сказала она, -- что готов взять его на поруки.
Когда прозвучала сакраментальная фраза:
«Суд удаляется для постановления приговора», в зале раздался звонкий голос секретаря:
-- Прошу всех встать!