Кому-то казалось, что время — пустяк, и вся еще жизнь впереди
Кому-то казалось, на здании стяг заменим и всех победим
Кому-то казалось, всех нефтью засрем, а газом врагов запердим
Опять заменили Октябрь Ноябрем, и новые истины в гимне своем
На музыке старой твердим.
Мы думали, реки зальют молоком кисельные берега
Козлам и баранам (Коровам и овцам) серпом с молотком без нас обломают рога
И в этих мечтаньях и между сует мы прожили несколько лет
Все воры на свете слетелись на свет обещанных нами великих побед
Надеясь на жирный обед.
Эх, тра-ля-ля! Где-то горит земля,
Можно ли выжить, начальство не зля —
Это вопрос, друзья.
Но не получается нипочем упущенное наверстать.
И сколько не бегай по полю с мячом — тебе футболистом не стать.
Рука на груди! Не моргать, не сопеть! фанера над полем летит.
Ты сделаешь вид, что сподобился петь, все сделают вид, что способны подпеть,
Но только лишь сделают вид.
Не пишет полковнику писем давно не верящий в письма народ,
А рифма к «давно» на уме все равно давно у народа живет.
И камень в его упадет огород. Народ закатают в бетон.
И это, конечно, устроит народ, он сам себе выстроил этот приход,
И срок себе выпросит он.
И на костер, если язык остер.
Остерегись и не оступись,
Но и не отступись!
Так кто ж мы такие, куда мы идем, кому и зачем мы нужны?
Мы только вчера или завтра живем, и сами себе не важны.
И погань нам лень за собою убрать — на улице, в доме, в душе.
Мы это клеймо, мы эту печать, мы это тавро, мы это клише,
Как вечное русское «е… твою мать», должны на закорках таскать.
За это над нами смеются друзья, боятся враги — ну, а нам…
За это друзьям нашим верить нельзя, тем более верить врагам.
Останется только поверить в себя и каждого вдруг полюбить.
И этой любовью всех граждан любя, в фанфары не дуя, в трубу не трубя,
Весь мусор эпохи, с себя отскребя, людьми хоть немного побыть.
И в черной мгле, на выжженной нами земле,
Немного не в ногу и в глаз, а не в бровь,
Но все-таки, это любовь.
Но все-таки, это любовь.
Но все-таки, это любовь.