О детстве и отце

«Переулки моего детства сломали — Новый Арбат прошел по Молчановке, Собачьей площадке. Все детство я провел в этом доме на улице Вахтангова. А когда вырос, вышел из одного подъезда, перешел в другой, где находилось Щукинское училище, — и выучился там на артиста. Очень удобно. Папа был Сталинским лауреатом, ведущим артистом Театра имени Вахтангова, а нашими соседями — почти все вахтанговцы. Путь из дома до работы занимал 5 минут. Правда, папа видел меня художником, а не артистом. Я даже занимался в студии напротив Третьяковки. Но когда он умер в 48 лет — мне было всего 15, после школы я все-таки пошел в театральное. Оно же рядом… Тут родился, тут — и прирос».

О первом выступлении

«Мне было пять лет. Театр Вахтангова отправили в эвакуацию в Омск. Там в больнице лежали раненые, а перед ними выступали артисты. Однажды привели меня. Я встал на табуреточку, кто-то объявил: „Монолог фельдмаршала Кутузова читает Михаил Державин“. Мой папа действительно играл в театре Кутузова, но в тот раз „заменял“ его я. До сих пор перед глазами те раненые — с перебинтованными руками, ногами, головами. Когда я произнес: „Враг будет разбит!“, раздались негромкие аплодисменты — все захлопали забинтованными ладонями».

Об Александре Ширвиндте

«С Александром Анатольевичем я познакомился, когда мне было 10 лет, а ему — 12. В моём доме жила семья известного чтеца Дмитрия Журавлёва. В его квартире мы впервые и встретились. Шурины родители (папа — скрипач и мама — редактор филармонии) дружили с хозяином. Новогодние ёлки всегда начинались с придумок Журавлёвых, у которых росли две дочки. Песню „В лесу родилась ёлочка“ для нас играл великий Святослав Рихтер, мы ему подпевали. Кроме того, он импровизировал на рояле и, представляя нас, спрашивал: „Кто это?“ Все хором кричали: „Это — Мишка, а это — Шурка“. Нина Дорлиак тоже принимала участие в игре, пела с нами, а потом был пир с домашними пирогами. Наверное, эти праздники готовили нас к будущему. Актерская профессия казалась мне самой главной.

Мы с Шурой и играли вместе, и собирались (чаще всего на его огромном балконе в знаменитом доме на Котельнической набережной), вместе ездили отдыхать на машинах. И никогда не уставали друг от друга».

О «Кабачке „13 стульев“»

«В «Кабачке» собрался замечательный коллектив, и съемки способствовали росту интереса к театру Сатиры. Хотя бывало и такое: играем Островского или Чехова, а из зала кричат: «Пан Ведущий, пани Моника, пан Директор». Плучек поначалу сердился на такую реакцию, но вскоре понял, что «водой мельница стоит, да от воды ж и погибает»…

Для меня, да и для многих зрителей «Кабачок «13 стульев» — целая эпоха. Хотя программа-то была с юмором «на грани». Ходили слухи, что ее могут в любой момент прикрыть по цензурным соображениям. Но однажды на открытие здания в «Останкино» приехал Брежнев. Я тоже там был. Корреспонденты окружили его: «Леонид Ильич, какие передачи вы любите?» Он стал перечислять: «Программа «Время», спортивные выпуски…» Тут заметил меня, по-отечески приобнял и сказал: «И «Кабачок «13 стульев»». Может, благодаря этой фразе мы и проработали еще несколько лет».

О женах и тестях

«С Катенькой Райкиной мы поженились совсем юными. Но меня взяли в «Ленком», ее — в «Вахтангова», все время отнимала работа, она брак и разрушила. С Ниночкой Буденной (познакомил нас переводчик Виктор Суходрев) жили хорошо, почти 20 лет, родилась Маша. Потом все пошло не так: менялась страна, и мы вместе с ней.

Говорили, Аркадий Райкин был строгим в работе, но я в жизни более деликатного человека не встречал. Ко мне он относился по-доброму. Как и маршал, трижды Герой Советского Союза Семен Буденный. Когда мы с Ниной жили у ее родителей, нашими соседями были Ворошилов, Жуков, Молотов, Каганович. Выходцы из народа, все они были образованными и совсем не простаками. Помню, Анатолий Эфрос спросил: «Миш, не знаешь, Буденный «Войну и мир» читал?» Я подобрал момент — подошел к маршалу. Так знаете, что он ответил? «Сынок, первый раз читал еще при жизни автора». А Лев Толстой умер в 1910-м».

О соседях по дому № 3 на Грановского

«Однажды утром выхожу из дома. А у подъездов обмениваются репликами соседи — герои, знакомые стране по учебникам и фильмам. Не спешат к машинам: Генштаб — рядом, водители — наготове. Ждут Семена Михайловича. Я поздоровался со всеми. И вдруг мимо мужичок идет. Скромный, прилично одетый. Увидел маршалов и обомлел: «Боже мой, Ворошилов». Взгляд перевел — «Да это же сам Рокоссовский! И Тимошенко…» Тут из подъезда выходит Буденный. У мужика уже слов не осталось, что-то ненормативное выдал. Тут заметил меня и прям охнул: «Ба! Державин из «Кабачка». Вся компания так и покатилась от смеха! А мужик, наверное, подумал: приснилось…»
Роксана Бабаян.

«Надо брать». Роксану Бабаян Державин водил на «смотрины» к Ширвиндту

О венчании с Роксаной Бабаян

«Я видел, что для Роксаночки это важно. Да и сам думал о вере: играл пьесы Чехова, Островского, которые касались Бога, религии, читал на эту тему книги. Для меня имело большое значение то, что мы венчались в арбатском храме, изображенном на картине Поленова «Московский дворик». Это же родное мне место, я бывал там в детстве, хоть и не как в церкви. Большевики устроили в храме мастерскую «Союзмультфильма», где работали кукольники — там, например, родились Чебурашка и Крокодил Гена. В 1991-м здание отреставрировали и снова сделали храмом. Так что мальчишкой я забегал туда посмотреть, как рисуют мультики, а 73-летним парнем венчался… Столько прошло десятилетий, случилось важных событий — и все на одном пятачке. Почти таком же маленьком, как наша с Роксаночкой квартира»