Что ж, зверь мой и прежде не слыл ручным, рвал цепи и колья мял.
То грыз горизонты, тоской гоним, то в пропасть небес нырял,
сбегая от тени, от пустоты, от прошлого, от себя,
от доброго слова, от теплоты. И в ночь приходил, скребя
чужой подоконник, слегка скуля, поджав непослушный хвост.
И веря, что сможет начать с нуля, что мир человечий прост.
В нём видели волка, кота и пса (у веры немало форм).
Живя по режиму и по часам он был всё ясней врагом
себе самому и своим богам, сующим к нему ладонь.
Мой зверь не хозяин своим зубам, когда в голове огонь
кипящих рассветов, искристых бурь, закрученных в рог ветров.
…Как воется сладко в ничью лазурь под сенью ничьих хребтов!