Глядит на мир завороженно
нетленная моя душа
с восторгом вечно-обнаженном,
не понимая ни шиша.
Ее пинали и ломали,
словами втаптывали в грязь,
она ж осталась как вначале —
как будто только родилась.
И странно то, что чем ей горше
она становится светлей,
пронзительней, ранимей, тоньше
и небу вечному милей.