Дедушка, я припасла для тебя стишок,
которого не расскажут зайчики и снежинки:
в вымер (з)шем Теплом Стане мальчик погрел движок.
Мальчику сорок девять. Уставший играть в машинки,
он снова бы в дочки-матери — папой, еще разок,
он даже купил по инерции тортик и мандарины.
По крышам течет прозрачный январский сок,
похожий на слезы. Люди плывут, как мины —
по улице мимо его и других машин —
туда, где на пластике елок пластик гирлянд и пластик
игрушек. Неотличимый от тысяч других мужчин,
когда он пьет, то просит сдохнуть и ластик —
волшебный ластик: взять и к чертям стереть
два года — в них он не вспомнит ни дня, ни часа,
а только с утра во рту похмельную сушь и медь
и кольцевую (девятикружьем) трассу.
И женщина та к другому идет домой
в престижную новостройку где-то в районе Сходни.
Из Теплого Стана Настя писала тебе письмо.
Просила вернуть отца.
Дед Мороз, исполни.