Силы убывали с каждым днем. Михалыч сидел на старом скрипучем табурете и смотрел в окно. На улице бушевала поздняя осень. «И я такой же- поздний, старый да немощный…»
В один год схоронил маманю, той исполнилось почти девяносто, а вслед за ней, на то же кладбище ушла и жена. Обе женщины были добрыми и спокойными. Ежели супружница и повышала на него изредка голос, то тут же слышала мягкий шепоток свекрови: уступи, ты женщина. Будь мудрее. И все ссоры на этом заканчивались.
И вот скажи на милость, как Господь распорядился: дочь да и сын не в них пошли. Оба поначалу подались в город. Потом Ваську призвали в армию. Отслужив, вернулся домой. Вскоре женился, почти сразу развелся, что уж там молодые не поделили- родителям не доложили. Спасибо, деток не успели нажить.
А не прошло и года, как сын был в примаках у Соньки-Меченой. Так сельчане прозвали ту за родинку на правой щеке величиной с грецкий орех. Говорят, куда только не ездила, все хотела вывести, а доктора не велели. Так вот, Сонька эта еще та проныра была. И дочку свою с чужим приплодом Ваське подсунула. Этот дурак глаза прикрыл, сделал вид, что его дите, но по отцовской догадке- позарился на их добро. Чего греха таить, достаток там был. И дом справный, и при доме гараж кирпичный с «москвичом», огород, в хозяйстве корова, козы да и пасекой недавно обзавелись, всего два или три улья, но все равно.
Теще нужен был работник, ну вот она в сына Михалыча и вцепилась. Да только Васька не шибко старался. Балбес-балбес, а понимал — не его это все и случись что…
Присоветовал было ему свой дом ставить, да куда там — Сонька крик на все село подняла: помру, все им останется, зачем еще строить, что, места мало? Так и затихли разговоры. И Васька остался. К отцу дорогу и вовсе забыл. Да отец и не ждал. Днем, как все сельские, крутился по хозяйству, а вечером садился на завалинку и до поздней ночи думал-размышлял и о своей жизни, и о жизни станичников, да и о жизни всей страны задумывался…
«Вот ведь как все повернуло… Вроде и есть родня, а вроде и нет. Сестры, дочь да сын. А где они? Седьмой дорогой обегают. Выходит, я для них хуже собаки. С сыном ясно. А вот дочка. Почитай, уже скоро полвека землю-матушку топчет. И женщина ведь. А вот нет в ней уважения ни к отцу, ни к родительскому гнезду. Все больше с оглядкой живет. На потом, что называется. А что потом-то? Ты пользуйся сегодня, сейчас, ведь потом может и не наступить. Да куда там ! Кто стариков слушает?
Тетка бывалоча говорила: «Чего зря мозги лущить? От этого одни неприятности. Ты, Андрейка (всю жизнь так называла), день — хорошо поработай, вечером- от души поешь, и будет тебе счастье! «. Ведь если разобраться- сущая правда. Что человеку надобно?
Вот взять меня. Хатка своя, вода, свет. Когда всем селом газ подключали, я на летней кухоньке плиту газовую поставил, а в хату не стал. Печку угольком да дровами топлю. И такая от этой печи благодать- все болячки мигом пропадают.
Мы раньше как жили? Прежде думай о Родине, а потом о себе. Вот мы и думали. Цены в магазинах фиксированные, в смысле- какие государство назначило, а каждый червонец к получке или тринадцатая зарплата — ощутимая прибавка к бюджету. Всем миром поднимали страну после войны. И хоть кругом разруха, не утихла боль от потери родных и близких, а как работали, с какой радостью и верой в счастливую жизнь жили ! И ведь было, было все. Многие помнят до сих пор.
И что в этом плохого? У всех сельчан подсобное хозяйство. В селе ведь как потопаешь- так и полопаешь. День год кормит. Я за всю жизнь ни у кого грошей не занимал. Однажды, правда, пенсию не платили пару месяцев. Пришлось обратиться к детям. Обещали посодействовать, так до сих пор жду их содействия. Спасибо картохе, вот уж наша русская палочка-выручалочка ! На все времена !
Да нет, я не в обиде. Я проживу коли надо будет, а вот как им, детям, старость встречать? К хоромам да иномаркам прикипели, человека уже не замечают. Бедные…
Иду в сельпо, мужики на лужайке пиво дуют, орут, друг дружку перебивают: эх, если бы да кабы, да я бы … А я вот ни о чем таком не думал никогда. А чего зазря душу теребить? Моя бабка говорила: дурак думками богатеет. Науку ее хорошо усвоил и понапрасну ничего себе в мечтах не возводил. Я вот природу люблю, церковь посещаю. На то ты и человек, что должен видеть красоту, быть ближе к нашей матушке — кормилице. Она добрая, щедрая на ласку и уход. Она как женщина. Ты к ней с уважением- сторицей отплатит».
Поднявшись, медленно, через силу, пошел закрывать сарай. Увидел возле забора соседку.
- Ты что это, Мария, вроде как росточком поубавилась?
- Так поистопталась я, столько лет живу ! А ты как? Ноги-то еще носят?
- Да сама видишь, ползаю помаленьку…
- Дай — то боженька сил тебе да терпения, сосед!
И снова вспомнились слова покойной матери.
- Живи, Андрейка, с молитвой. Никогда не обманывай. Зла ни на кого не держи. А главное- не лги, особливо самому себе. Самый большой грех — о пустом мечтать!
«Права была маманя, Царствие ей небесное ! Ох, как права ! Посмотрела бы, что сейчас творится… Повадились по заграницам ездить. Уж больно нахваливают Египет. Тьфу ! Тебе что, родных просторов мало? Помнится, спросил Ваську: ты на Байкале был? Или, положим, в том же Суздале? Ты свою родину не изучил, а прешься к арабам. Поедут на десять дней, кучу денег на ветер выбросят, а разговоров на цельный год. И о чем говорят, что вспоминают? У кого какой купальник, да какие там шикарные гостиницы. Ах, какой там сервис ! Какой тебе еще сервис, ежели ты человек сельский, всю жизнь живешь в навозе, работаешь в поле да на ферме. У тебя в доме, что ли, этот сервис есть? Срамота !
Едут отдыхать, колбасы с собой наберут, в номерах налопаются, а потом в ночных ресторанах всю ночь сидят над тарелкой с листиком салата. Типа- я не такая, я жду трамвая ! У меня диета, я худею! Стыдно слушать…»
Михалыч снова и снова возвращался мыслями к своей жизни.
«Не нажил я богатства, того богатства, на котором сейчас все помешаны. Ни царских покоев, ни машины, да и денег кот наплакал. Все сбережения лежат в старом носовом платочке, еще от матери оставшемся. Она деньги держала в переднем углу за иконой Казанской Божьей Матери. Вот она, настоящая славянская вера ! Вот оно, настоящее чудо!
А я… я живу как живу. Деревеньку свою люблю с ее весенним половодьем, летним жарким маревом над полями с колосящейся пшеницей, люблю жухлую слякотную осень, первый легкий ноябрьский снежок… Выйдешь за околицу- мамоньки родные! Красотень-то какая ! Вот она, радость!»
Старик сидел на своем привычном месте и смотрел в окно.
«Матушка Россия ! Русь привольная ! Как же мне славно здесь. Хоть и много среди нашего народа буйства, лени, но есть, есть главный стержень- умение сплотиться в лихую годину. Тут нам равных нет. И в этом наша сила. Не зря говорят: русский долго запрягает, но зато потом быстро едет! И мчится наша победная колесница далее и везде… Берегите свою Землю, берегите, не порушьте русскую душу. Добрее и отзывчивее нет людей на свете …»