Имея вид непритязательный, косой простукивая твердь, приходит к русскому писателю его писательская смерть. Конечно, правила есть правила, права, конечно, есть права. Вот только автору не нравилось, и Бегемот протестовал. А Смерть пришла — куда ты денешься? Целуй жену, отдай долги. Так на безрыбье и в безденежье когорты ангелов мелки.
Спросить бы с каждого — да не с кого. Что не игрок — то запасной. Смерть уважает Достоевского и очарована Сенной.
Любуясь купольной мозаикой (звезда горит, а ты не тронь), приходит к русскому прозаику великовозрастная хтонь. Сурово прикурив от третьего немолодого фонаря, спешит на крышу — жить столетия и пересчитывать моря. Играют в карты шаромыжники на штоф, плюс баночку икры. Смерть уважает князя Мышкина и презирает топоры. Играет около. И пикколо. Сопровождают нос усы. Сейчас бы с дамой, лучше с Пиковой, но Пушкин главный сукин сын. Случилась лёгкая контузия от бытия, восторга от.
Михалыч маленький, как бусина, хохочет, плачет, идиот типично питерского облика. Над преломлением неволь то он ныряет прямо в облако, то прямо облако в него. Читают Бродского по памяти соединённые мосты. А Родион сидит на паперти, вздыхая: лишь бы не простыл.