…бесконтрольного и безответственного диктатора… В новой НСДАП отныне и навсегда есть только одна воля — воля вождя… Он совершенно сознательно делал все в расчете на собственную незаменимость, на вечный свой припев: «Я или хаос», — странно, но никто не замечал, что это оборотная сторона другого афоризма: «После меня хоть потоп»…Партия была для Гитлера только инструментом его личной власти… Он отказывался думать о том, что будет после его смерти и совершенно об этом не заботился. Все должно было совершиться при нем и через него… великая война за жизненное пространство Германии, которую Гитлер готовил, обязательно должна случиться при его жизни, чтобы он сам мог вести эту великую войну. Естественно, он никогда об этом не говорил вслух, публично. Немцы все же немного испугались бы, если бы он признался в этом… Самым последним фактором я вынужден назвать без всякой ложной скромности мою собственную личность: я незаменим. Ни один военный, ни один штатский политик не сможет меня заменить… Судьба рейха в конечном итоге зависит только от меня. Я буду действовать, исходя из этого факта… По сути, решение подчинить историю своей биографии, судьбы народов и государств собственному течению жизни — извращение, от которого захватывает дух. Когда до этого додумался Гитлер, неизвестно. В эмбриональном виде эта мысль заложена в гитлеровском понимании роли вождя, окончательно сложившемся в середине двадцатых годов: от абсолютной безответственности вождя до его абсолютной незаменимости шаг короче воробьиного носа. …Тогда Гитлер впервые ознакомил высших чинов государства со своими пока еще смутными, эскизными военными планами, чем нагнал на них немало страха. Потребовались действительно удивительные, неожиданные даже для него самого успехи первых лет правления, чтобы его уверенность в себе переросла в суеверный культ своей собственной личности, в чувство своей особой избранности, которая не только оправдывала уравнивание самого себя с целой страной, но и («Судьба рейха зависит только от меня») позволяла подчинить жизнь и смерть страны своей собственной жизни и смерти, — и если подумать, то придется признать, что и это Гитлеру удалось.