Жила-была одна девочка, умница и красавица, знала четыре языка, пироги пекла — мед, а глянет, так из-под ресниц васильковые лепестки летят. Жила да радовалась.
Шла она однажды по улице да свернула в лавочку, а в лавочке зеркало, старинное, красивое, росту — во всю девочку и даже больше, а рама золоченая и с завитками.
«Красота!» — подумала девочка. И купила его, и принесла домой.
А дальше что-то пошло не так. Наденет девочка платье любимое, а зеркало ей: «Полнит и цвет не твой! Ты в нем в точности сельдь слабого посола!».
Девочка глянет: «Правда, что ли, сельдь?» — и отложит платье.
Запоет девочка, а зеркало: «Н-да, голос так себе, слабоват, ну и репертуар, прямо скажем…». Девочка и замолчит.
Соберется девочка в отпуск, а оно: «Ишь, пузо греть!». Или: «Чего там не видала в Европах-то? Нешто деньги лишние завелись?».
Действительно, девочка думает, денег нет. И сидит дома.
Да и дома все то же, приготовит девочка гречу по-боярски, а зеркало: «Дрянь, а не греча. Другое дело у Анны Петровны».
В общем, стало плохеть нашей девочке. Похудела на пятнадцать кило, побледнела, три из четырех языков забыла, сидит дома, никаких васильковых лепестков из-под ресниц, а носит одни балахоны.
И работа ее не радует, и дома не отдыхает.
Как ни попробует лучше стать, все не то, все зеркало забракует. Тоска.
Раз только видит: в библиотеке лекция про символистов. Дай, думает, пойду, отведу многогрешную душу. Очень уж любила девочка символистов.
Собралась, значит, в сумочку тетрадочку положила, яблоко туда же, ручку, свитерок со стула берет, идет мимо зеркала, а оно ей как бы между прочим: «Символисты-то твои — сплошь сумасшедшие, ни одного порядочного человека».
Этого-то девочка и не стерпела. «Что-о-о? — говорит девочка. — Что-о-о ты сказало?»
А зеркало ей таким довольным голосом: «Сумасшедшие! И ни одного порядочного, наркоманы-с, да блудники», — и хихикает гадко вдобавок.
Стала девочка спорить, и не на жизнь, а на смерть: предмет она знала, критику помнила по цитатам, стихи — наизусть!
Час спорит девочка, два, уж и лекция в библиотеке за половину, и валерьянки два раза себе наливала, и учебников принесла институтских, — эффекта ноль!
Она ему: «Понимаешь?» А оно знай себе: «Посредственность!»
Уж и ночь миновала, и день, и два, и три.
Так, может, и сошла бы девочка с ума, только мимо комнаты проходил добрый человек, то ли к соседу зашел, то ли чего, слышит — шумно, заглянул к девочке, посмотрел кругом комнаты и говорит:
«Девочка, а девочка. Ты б не старалась так. Зеркало-то это — кривое».
Оп-па. Смотрит девочка, а оно и впрямь кривое, дела так дела!
Тогда вынесла его девочка из своей комнаты, шторой какой-то завесила и никогда в него больше не смотрела.
А дальше дело пошло на лад.
Вспомнила девочка три языка, еще два выучила, платья все ей к лицу, греча у нее умопомрачительная, лепестки из-под ресниц — горная лаванда.
Мораль сей басни такова: не смотритесь, друзья, в кривое зеркало.
Даже если у него голубые глаза, или оно вам купило шубу.
Даже если вы с ним познакомились так, что «это просто судьба».
Даже если вы с ним дружите с пятого класса и в детстве менялись кофточками и куклами.
Даже если оно вам родственник.
Даже если оно будто бы говорит вашим собственным голосом.
Если вам все плохеет и плохеет, и вы похудели на пятнадцать кило, и в комнатке с зеркалом день вам не бел и не мил — это верный знак. Вынесите его или завесьте такой шторой, чтобы не пропускала ядовитых лучей.
А если уж глянули, то не пытайтесь понять, что там да как, и отчего бы оно сказало то и это, поберегите рассудок.
Не анализируйте чужое безумие. Это просто кривое зеркало.