Длинный белый коридор. Ты под белым, люди в белом, белые стены, белые занавески на белых карнизах, белый потолок из белоснежных плиток… Только какого-то чёрта яркие лампочки в нём всё быстрее и быстрее мелькают одна за другой, и сквозь уже закрытые веки слепят твои глаза, нарушая бесконечный поток матовой белизны.

Скрежет железных дверей.
Нестерпимая боль.
Провал.

Да, так бывает.
Сейчас у тебя есть всё, а через минуту…
Никто не знает и не скажет тебе, будешь ли через минуту ты сам.

Будешь ли ты завтра спускаться в знакомое до каждой ступеньки метро, привычно перепрыгивая через одну, будешь ли на бегу по Невскому бросать монетки в шляпу уличного музыканта, прогуливаться по набережным, вдыхать из бумажного стаканчика запах ароматного латте и любоваться ночными огнями, отражающимися в черной глади Невы, сможешь ли еще раз посмотреть в глаза любимому человеку, в такие же глубокие, как эта река…

Одно мгновение.
Только одно.
Миг…
Вот ты есть, а вот тебя уже нет.

Лишь осталась на больничной тумбе твоя чашка с недопитым молоком, еще тихо поскрипывает дверь, в которую только что забегал доктор, а на смятой постели лежит никому ненужная тетрадка — потёртый дневник, который за последние дни ты ни разу не выпускала из рук, лишь ему доверяя свои самые сокровенные мысли. Еще вибрируют уведомления в твоём телефоне с открытой страничкой в сети… Возможно, кто-то пишет тебе, но ты ему уже никогда не ответишь.

Никогда.

Длинный белый коридор. Люди в белом. Всё белое. И даже лампочки превратились в сплошную белую полосу мягкого тумана. Какие-то голоса вокруг, они всё громче, их всё больше. Все куда-то бегут…

А ты летишь…
Так легко.
Так хорошо…
Как никогда.

Ты паришь над суетой, над собой и не понимаешь, зачем внизу переполох, зачем к тебе подключают десятки всяких трубочек и проводков неведомой аппаратуры, зачем врачи бьют тебя по щекам, зачем все эти: «живи, сука», «дыши, милая», «еще разряд»…

Зачем?
Зачем всё это?
Ведь ты не там.
И уже совсем-совсем не больно, даже наоборот…

О, вот они, эти ненавистные лампочки… Теперь их можно было рассмотреть даже изнутри. Но наблюдать за электротреском светодиодов, за морганием цветных кнопочек, цифр и линий на аппаратуре, за паникой внизу, слышать, как переходя с медицинского на нецензурный, кричат врачи, знать, о чём думает каждый из них, было уже совершенно неинтересно. Манили, а потом просто затягивали с космической скоростью блаженство абсолютной Любви и грандиозного Света, они стократ чище и ярче и этих белых стен, и потолка, и этих мерзких лампочек, которые еще несколько минут назад слепили твои закрытые заплаканные глаза…

Вирсавия Белькинд (VBVB)