— Я убил человека.
— Хочу ли я, могу ли я, Г. ли я, я, тьфу, блин, слово забыл. Магнолия! — засмеялся редактор.
— А это я по Достоевскому первую строчку романа написал, как Раскольников.
— Хочу ли я, могу ли я, Г. ли я, я, тьфу, блин, Магнолия! — я так и понял. — сказал редактор.
И мы стали писать роман о сверхчеловеке, который не тварь дрожащая, а право имеет.
Но редактор почему-то постоянно провоцировал меня писать стихи.
— А зачем стихи? Я же не поэт, я писатель.
— Нет, стихи тоже нужны.
А потом оказалось, что я сочинил уникальный стих с анаграммами, а редактор подумал, что я переписчик, что этот стих мне кто-то подсунул с целью провокации и редактор помогал мне писать стихи для того, чтобы уличить, откуда у меня появился стих с анаграммами.
Эту тайну так и не разрешили. Редактор остался при своем мнении, что я сам такой гениальный стих написать никак не мог. А я помню, что все свои стихи писал сам и никакой я не переписчик.