Нам, русским бабам, вечно достаётся,
Чуть отвернёшься- и изба горит.
То кони скачут, то мужик напьётся…
Но обо всём головушка болит:
Как выжить от зарплаты до зарплаты,
Да не остаться в старости одной.
Ну вот и Федя мой пришёл поддатый
И встал в дверях, как будто неродной.
Он покачнулся, застегнул ширинку,
Был весь серьёзен, хоть и во хмелю
И молвил:"Ухожу к соседке Зинке!
Тебя я, Дуся, больше не люблю!
В тебе ни воспитания, ни шарма,
Да и культуры тоже ни на грош !
Ты ж баба, а не прапорщик в казарме,
Одна отрада- вкусно варишь борщ.
Короче, расстаёмся мы, голуба,
Прощай на веки-вечные, ма шер.
С собой я заберу сервант из дуба.
И купленный на ярмарке торшер".
Меня такой расклад обескуражил
И я, прищурясь, заявила: «Ша!
Очисти, Федя, голову от блажи
Разуйся лучше и поешь борща!
Я этой Зинке выдеру все патлы,
Под нос ей фигу, а не мой торшер!
А ты опять всю ночь прошлялся, падла!
Суёшь куды нипопадя свой хер!
Вот чем она тебя приворожила?
Страшна, как жаба-тот же рот большой,
Фигуры нет, одни хрящи да жилы
И ни копейки денег за душой!
А что слова с прононсом произносит,
Как будто по-французски говорит,
Так ведь она же с пупинок гундосит!
У ней круглогодичный гайморит.
Тебя я не отдам! Самой мне мало!
И ты, мон шер, не лез бы на рожон.
Ишь, губы на торшер мой раскатала!
Он, может быть, мне и самой нужон!
Ну шо ты, Федя, нервно морщишь брови
И капаешь слезами прямо в борщ?
Живут прекрасно люди без любовий
И ты поди-ка тоже проживёшь!
Да и кому нужны такие страсти,
Когда шестнадцать соток огород?
Свинья опоросится-вот и счастье,
А к счастью холодцом набитый рот.»
Короче, будет так как я сказала,
Ты знаешь-возражений не терплю.
А Зинке этой, чтоб не возникала
Все окна кирпичами перебью!"
Серел закат и дело было к ночи,
Клонилось солнце за зелёный дол.
И под конец уже, что было мочи
Я кулаком шарахнула об стол.
Сидел мой Федя ни живой, ни мёртвый
И от тарелки глаз поднять не смел.
Видок имел он жалкий и потёртый,
Но борщ, однако, между тем доел.