Прелесть жизни в том, что у всех всё по разному, но одно и тоже.

Он очень желал дать ей понять, что она ему нравится, но он опоздал и это сделал другой.
Он хотел позвать её замуж, но опоздал, и она вышла замуж за другого.
Он хотел, чтобы она от него родила, но опоздал, и не его дети водили вокруг неё хоровод.
Оба они старели, и он желал умереть в её объятиях, но опоздал и умер кто-то другой.
На пешеходном переходе, путаясь в игре светофора стояла Она — горбатая старуха с изломанной клюкой. Он хотел помочь ей перейти дорогу, и знал, что не опоздает, потому, что других желающих не было. Он взял её под локоть и повёл. Она, не зная, кто её ведет, шамкая губами, из которых давно ушла кровь, прошептала: «Благодарю».
У него, у этого смешного, немощного и дряхлого старика, сжалось сердце до крошечной точки:
он ведь мог и был в силах поступать так, чтобы это слово и любое другое, которое имеет душу, слово, от которого жизнь обретает смысл, а человек крылья, было для него сказано ею множество раз…

Я когда женился, то у моей жены были бабушка и дедушка, они жили ладно, и я думал вот людям повезло: они как нашли друг друга, так и вместе по сей день, и я завидовал их чувствам. Однако всё было не так, и в конце концов оказалось, что эти бабушка и дедушка еще в юности поженились и прожили недолго — года три, и после расстались по каким-то неясным причинам. И вот, что получается они встретились через 47 лет, и поженились снова. Их любовь свежа, как никогда, молодцы старики!

Ты жив, пока живешь в чьём-то сердце…

Время не лечит, а штопает раны
нитью событий бесстрастно, как врач,
только кровят за тем лекарем шрамы,
зная копыта бегущего вскачь.

Чёрных полосищ и белых полосок
сердце слепое не видит, увы.
Серое всё… а былого осколок
чиркнет врасплох и расходятся швы.