Cудьба её очень похожа на ту, белорусскую, только жертв было больше в четыре с лишним раза.
Член отряда «Поиск» Е. Борисова создаёт в школьном музее экспозицию «Д. Бельно-Крюково — Барятинская Хатынь» Овраг, в котором покоится прах жителей д. Бельно-Крюково
Деревня Бельно-Крюково находится в 15 километрах от с. Барятина, вдали от автомобильной трассы. Протекающая по ней небольшая речка Белорогачка делит ее на две части. До войны в Бельной было 120 хат, в Крюкове — 74. Великая Отечественная война и время почти стерли эту деревню с лица земли. О войне напоминают разбросанные по всей деревне возле исчезнувших домов могилы-погреба, овраги, в которых покоится прах более 500 мирных жителей. Многие уничтожены целыми семьями: Паршиных — 22, Чупиных — 18, Афонасовых — 16, Докучаевых — 15, Чумаковых — 13, Зюкиных — 12…
Осенью 1941 года в деревню ворвались фашисты. Не разрешали выходить из домов за водой, топить печи, готовить еду. Всех, от мала до велика, кто мог держать в руках лопату и топор, гоняли на работу копать траншеи, строить блиндажи. Тех, кто не мог работать, тут же расстреливали. Так длилось до 14 января 1942 года, до наступления советских войск. Немцы зверствовали. Отступая, мстили за своих погибших солдат: жгли дома, выгоняли из них людей, тех, кто оказывал сопротивление, расстреливали на месте, живьем бросали в огонь. В ночь с 14 на 15 января всех уцелевших жителей деревни фашисты согнали к реке на расстрел.
Зинаида Инютина (Зюкина) вспоминает: «Я родилась в 1939 году в д. Бельной. В начале войны наш отец ушел на фронт. Я осталась вместе с матерью и сестрами Анной (1932 г.), Катей (1936 г.), братом Иваном (1934 г.) в родной деревне. Когда пришли в деревню немцы, вся семья из-за страха стала уходить ночевать в дом к родителям мамы Докучаевым, с которыми жили дочь Александра (18 лет) и сын Николай (16 лет). Так наступила зима. 14 января из-за плохого предчувствия мы не пошли ночевать к Докучаевым. Переночевали у соседки Мартыновой Евдокии, у которой был каменный дом. Утром нас из этого дома немцы не выпустили. От проходивших мимо односельчан мы узнали, что ночью немцы уничтожили половину жителей деревни, в том числе и всю семью Докучаевых. В этой же деревне жил отдельно со своей семьей их сын Докучаев Иван, его жена Наталья, дети: Нина (1,5 года), Мария (2,5 года), Татьяна (9 лет). Когда за ними пришли немцы, они спрятались в погреб. Немцы обнаружили их там, а так как те не выходили, бросили в погреб гранату. Глава семьи и дети не пострадали, так как сидели за баками, а матери перебило ноги, из-за чего она вскоре умерла.
Всех оставшихся в живых жителей деревни согнали в три дома, в которых набилось столько народа, что можно было только стоять. В таких условиях жили до марта — начала апреля. Голодали. Ходили на работу рыть окопы».
Мария Евсеева всю жизнь помнила январское раннее утро, окраину деревни, большое человеческое море: «Людям не дали тепло одеться, и холод пробирал до костей, но они не чувствовали это. Не кричали петухи, из труб домов, как раньше, не струился дым. Старики бодрились изо всех сил, женщины прижимали к себе малых детей. До сих пор помню, как мама ладонью закрыла мне глаза, бескровными губами тихо шептала: „Ты просто уснешь, и тебе не будет больно“. Безжалостный приказ, и рассветную тишину разрезала длинная очередь. Но она, эта боль, пронзила меня и унесла в темноту. Придя в себя, я почувствовала рядом с собой мертвое тело матери, под собой — огромную лужу крови. Отяжелевшие глаза не открывались, но я и так чувствовала, как фашисты обходили трупы людей, пристреливали еще не умерших. Немецкий кованый сапог пнул моё худенькое тельце и посчитал мертвой. Это спасло мне жизнь».
Татьяна Пимонова: «В конце нашего сада был глубокий окоп. Немцы не заметили, как наша семья вышла из дома и спряталась в нём. Спас и выпавший тут же снег: он замёл наши следы и лаз в окоп. В лютую стужу несколько дней мы просидели там, согревая друг друга своим теплом. Когда отец выбирался наружу за снегом, слышал автоматные очереди, стоны раненых людей. Спустя семь дней голод заставил нас выйти наружу. Помню, как кружилась голова, не было сил идти. Мы не узнавали друг друга. Ужас сковал наши сердца от увиденного: по всей деревне валялись расстрелянные целыми семьями наши односельчане».
Брат и сестра Александр и Валентина Гореловы хорошо помнят рассказ своего отца: «В тот страшный январь 1942 года нашему отцу, Ивану Горелову, было всего 12 лет. Когда советские войска подошли к деревне, завязался яростный бой. Его дом загорелся. Вся семья выскочила на улицу и спряталась поблизости в землянке. Туда сбежались и их соседи. Всего набралось около 20 человек. Без еды, теплой одежды они пробыли там долгих 7 дней. От голода, холода люди стали постепенно умирать, мертвые, они лежали рядом с живыми. На восьмые сутки немцы нашли их и забросали землянку гранатами. Почти все оставшиеся в живых были убиты осколками гранат. Отец плохо помнил, как вышел на улицу. Всех оставшихся в живых односельчан повели на расстрел к реке. Рядом с отцом стояла его мать. Раздалась автоматная очередь. Немцы, закончив расправу, еще раз прошли по грудам тел. Только по счастливой случайности наш отец остался жив».
Учительницу Марию Маркову вместе с полуторагодовалой дочерью немцы вывели и расстреляли прямо возле дома. Долгое время она, мёртвая, сидела, прислонившись спиной к забору, прижав к себе дочь. Через несколько дней фашисты ради смеха бросили ребёнка на забор. Она долго висела на нём, как кукла, наводя ужас на людей.
Атака советских войск была отбита фашистами, и деревня до весны оставалась в руках немцев. В апреле было предпринято последнее решительное наступление советских войск на Бельно-Крюковский плацдарм фашистов. Отступая, немцы забрали с собой всех оставшихся в живых. Уцелевших от смерти в родной деревне людей ждали не меньшие муки в концлагерях Рославля и Германии. В деревню вернулись не все. Никто из старожилов деревни сегодня не может указать все места захоронения их односельчан, говорят, что вся деревня — сплошное кладбище.
В Бельно-Крюкове жил Иван Гудилин. Родом он из д. Шопотово, что находится в 4 километрах от д. Бельно-Крюково. К началу Великой Отечественной войны ему было всего 12 лет. В его деревне фашисты также пытались уничтожить всех её жителей, но приказ был отменён буквально в последнюю минуту. Однажды Иван попал под артобстрел. У него была сильно изувечена нога и правая рука. Родные запрягли лошадь и повезли его в д. Сильковичи, в немецкий санитарный пункт, и там сжалились над ним. Он стойко перенёс операцию, до крови кусая губы. Слышал, как в таз бросили ногу, потом руку. Потом была долгая дорога в концлагеря Рославля и Белоруссии. Вместе со всеми откапывал мёртвых лошадей, кое-как обмолачивал брошенные под зиму омёты с хлебом и выжил. В Белоруссии пробыл больше года, до освобождения советскими войсками. За это время местные жители приспособили Ивану деревянную ногу-култышку. Раны за это время зажили, он научился ходить. Сначала увечье создавало большие физические и душевные муки. Но всё пережитое во время войны дало ему большую нравственную силу и помогло выжить. Он научился сам заботиться о себе, помогать другим, решил во что бы то ни стало получить образование. За четыре километра в любую погоду три года ходил в школу в другую деревню. Потом он осуществил и другую свою мечту — при поддержке учителей школы поступил учиться и закончил сельскохозяйственный техникум в г. Калуге, стал зоотехником. Судьба свела его с будущей женой Марией. Он помог ей вырастить её двоих сыновей, потом у них родилась и общая дочь. Так и прожили они вместе до конца своих дней.
Время и природа затянули на земле шрамы войны. В сердцах людей боль притупилась, но осталась навсегда. Война не сломила силу воли, стойкость духа, не ожесточила сердца, не уничтожила жизнелюбие — лучшие черты русского характера тех, кто остался в живых в годы войны в этой деревне.