Недосягаемо высокий уровень страстного почтения к Пи — Майкла Кита. — Мнемоническая
вариация на тему стихотворения «Ворон» Э.А. По, позволяющая запомнить первые 740 знаков
числа Пи: «Poe, E. Near A Raven Midnights so dreary, tired and weary. Silently pondering
volumes extolling all by-now obsolete lore…».Первые пять строф из 18-ти — здесь (*)
«Но все чувственное пребывает в какой-то постоянной шаткости ввиду изобилия в нем
материальной возможности. Самыми надежными и самыми для нас несомненными оказываются
поэтому сущности более абстрактные, в которых мы отвлекаемся от чувственных вещей, —
сущности, которые и не совсем лишены материальных опор, без чего их было бы нельзя
вообразить, и не совсем подвержены текучей возможности.» Глава 11 «О том, что математика
лучше всего помогает нам в понимании разнообразных божественных истин», Николай Кузанский, «Об Ученом незнании», 1440 г. (**)
Порою изумлённо вспоминаю
о юном восхищеньи узнавания
про чудо круга, счета элегантного.
Так просто-ясно сопряжение
линейности и безупречного кружения:
ПИ, просто пи. — Вне исключений.
Казалось (чудное мгновенье):
печали — блеф, раз есть решения,
кружения себя, всего вокруг кружения.
Круги в квадрат, углы — в круги?
… Круги, окружности, подруги…
…Потери, поиски, заслуги…
Глобальная тоска волшебных ПИ.
— Проблем чудесной простоты.
Высокой постоянности средь суеты.
Русскоязычные мнемонические правила, помогающие запомнить знаки числа Пи, широкую известность получили лишь короткие:
«Это я знаю и помню прекрасно,
Но многие знаки мне лишни, напрасны.
Доверимся знаньям громадным
Тех, пи кто сосчитал, цифр армаду.»
Или:
«Раз у Коли и Арины
Распороли мы перины.
Белый пух летал, кружился,
Куражился, замирал,
Ублажился,
Нам же дал
Головную боль старух.
Ух, опасен пуха дух!»
Или:
«Нет и есть у любви понимание:
Он плакал долго, ища весны.
Надеялся выплакать заранее
Страдания эти за сны…»
Или мой вклад:
«Как (3) я (1) могу (4) в (1) тоске (5) тревожной (9) на (2) дороге (6)
Найти (5) тот (3) смысл (5) надеждою (8) рождённый (9)?
Природа (7)сотворила (9) всё (3) ли (2): что (3) отбогово (8)?
Суть (4) разная (6)? Но (2)гранью (6) явно (4) нам (3) так (3) невидимо (8)»
(*)`Ворон`, Э. По, первые строки
«Once upon a midnight dreary,
while I pondered weak and weary,
Over many a quaint and curious
volume of forgotten lore…»
Мнемоническая интерпретация Майкла Кита — 5 стоф из 18-ти:
«Poe, E.
Near a Raven
Midnights so dreary, tired and weary.
Silently pondering volumes extolling all by-now obsolete lore.
During my rather long nap — the weirdest tap!
An ominous vibrating sound disturbing my chamber’s antedoor.
«This», I whispered quietly, «I ignore».
Perfectly, the intellect remembers: the ghostly fires, a glittering ember.
Inflamed by lightning’s outbursts, windows cast penumbras upon this floor.
Sorrowful, as one mistreated, unhappy thoughts I heeded:
That inimitable lesson in elegance — Lenore —
Is delighting, exciting… nevermore.
Ominously, curtains parted (my serenity outsmarted),
And fear overcame my being — the fear of «forevermore».
Fearful foreboding abided, selfish sentiment confided,
As I said, «Methinks mysterious traveler knocks afore.
A man is visiting, of age threescore.»
Taking little time, briskly addressing something: «Sir," (robustly)
«Tell what source originates clamorous noise afore?
Disturbing sleep unkindly, is it you a-tapping, so slyly?
Why, devil incarnate!--" Here completely unveiled I my antedoor--
Just darkness, I ascertained — nothing more.
While surrounded by darkness then, I persevered to clearly comprehend.
I perceived the weirdest dream… of everlasting «nevermores».
Quite, quite, quick nocturnal doubts fled — such relief! — as my intellect said,
(Desiring, imagining still) that perchance the apparition was uttering a whispered «Lenore».
This only, as evermore.»
«Рядом С Вороном»
Немного о Пилише -диалекте мнемоники Пи: «Writing in Pilish "
(**) Выборка из 11 главы:
«О ТОМ, ЧТО МАТЕМАТИКА ЛУЧШЕ ВСЕГО ПОМОГАЕТ НАМ В ПОНИМАНИИ РАЗНООБРАЗНЫХ БОЖЕСТВЕННЫХ ИСТИН
…Поскольку разыскание ведется все-таки исходя из подобий, нужно, чтобы в том образе, отталкиваясь от которого мы переносимся к неизвестному, не было по крайней мере ничего двусмысленного; ведь путь к неизвестному может идти только через заранее и несомненно известное. Но все чувственное пребывает в какой-то постоянной шаткости ввиду изобилия в нем материальной возможности. Самыми надежными и самыми для нас несомненными оказываются поэтому сущности более абстрактные, в которых мы отвлекаемся от чувственных вещей, — сущности, которые и не совсем лишены материальных опор, без чего их было бы нельзя вообразить, и не совсем подвержены текучей возможности.
Таковы математические предметы. Недаром именно в них мудрецы искусно находили примеры умопостигаемых вещей, и великие светочи древности приступали к трудным вещам только с помощью математических подобий. Боэций, ученейший из римлян, даже утверждал, что никому не постичь божественной науки, если он лишен навыка в математике. Не Пифагор ли, первый философ и по имени и по делам, положил, что всякое исследование истины совершается через число? Пифагору следовали платоники и наши первые учители настолько, что Августин, а за ним Боэций утверждали, что первоначальным прообразом творимых вещей было в душе создателя несомненно число. Разве Аристотель, который, опровергая предшественников, желал предстать единственным в своем роде, сумел показать нам в «Метафизике» различие сущностей каким-то другим образом, чем в сравнении с числами? Желая преподать свое учение о природных формах — о том, что одна пребывает в другой, — он тоже был вынужден прибегнуть к математическим фигурам и сказать: «Как треугольник в четырехугольнике, так низшее — в высшем». Молчу о бесчисленных сходных примерах. Платоник Августин Аврелий, исследуя количество души, ее бессмертие и другие высшие предметы, тоже пользовался помощью математики. Наш Боэций счел этот путь самым уместным и постоянно утверждал, что и всякое учение об истине охватывается множеством и величиной. Если угодно, могу сказать короче: разве не с помощью математического доказательства пифагорейцам и перипатетикам только и удалось опровергнуть отрицающее Бога и противоречащее всей истине мнение эпикурейцев об атомах и пустоте, доказав, что невозможно прийти к неделимым и простым величинам, которые служили Эпикуру предпосылкой и основой всего его учения?
Вступая на проложенный древними путь, скажем вместе с ними, что если приступить к божественному нам дано только через символы, то всего удобнее воспользоваться математическими знаками из-за их непреходящей достоверности.»
Если прочитанное не убедило — тогда последний аргумент в качестве демонстрации божественной силы Высшего Разума:
«Идёт большой конгресс физиков.
Участники ожесточенно спорят, гомон стоит невероятный, в ход идёт нецензурная лексика и кулаки.
Один из организаторов пытается всех успокоить:
— Господа вы же интеллигентные люди…
— Господа ну как вы можете опускаться до такого…
— Господа, если вы не успокоитесь я буду вынужден вызвать охрану.
Дебош не прекращается…
— Господа, ЧИСЛО ПИ РАВНО СЕМИ!!!
Все мгновенно замолкают и огромными глазами смотрят на организатора.
— Вы сами меня вынудили!»