Как мальчик, держащий в ладонях дрожащую птицу,
Как лошадь, бегущая в пыльной, горячей степи,
Как ветер, что пьёт из ручья и не может напиться,
Душа повторяет: «Терпи».

Пространство и время сжимаются в общую точку,
И в паузе, соединяющей выдох и вдох,
Внезапная радость сжигает на сердце сорочку,
И сердцу является Бог.

***

Пугает всё, чему дано названье,
Зажмурится услышавший едва
«Спасенье», «искупленье», «покаянье» —
Бессмысленные, древние слова.

Фальшивая не умолкает нота,
Огонь погибнет, превратившись в дым,
Мы так и не решимся сделать что-то,
И потому всё громче говорим.

Станет речь слогами, будет сказкой быль,
Нерушимый камень превратится в пыль,
Потеряет тело странник без гроша,
Уцелеет мелочь — вечная душа.

Онемеют птицы, упадут дома,
Морем возродится вековая тьма.
В пустоте уснувшей жизнь начнёт расти
Над землёй, свернувшей с Млечного пути.

Сердце — старый орган, и аорты натруженный раструб
Непрестанно гудит, разгоняя строптивую кровь,
Проживет, как по нотам, мгновенья, что медленно гаснут,
Никогда не исполнив былую мелодию вновь.

Одиноко плывут в той мелодии исповедальной
Равносильные горе и радость, молчанье и крик.
Сердце вечно танцует, как будто двенадцатибальный
Темный шторм к невесомой скорлупке влюбленно приник.

Остается узнать, что за странный и радостный мастер
Изобрел инструмент, что нельзя разломать или сжечь?
Слышишь, верхние ноты, поддавшись спасительной власти,
Подчинившись закону, опять превращаются в речь.

* * *

Я молчу вместо тех, кто сказать ничего не смог,
Говорю вместо тех, кто уже ни о чём не скажет,
И над этим с улыбкой стоит изумлённый Бог,
Сотворяя судьбу из безмолвно-словесной пряжи.