И если бы эти девяносто девять процентов искусства исчезли с Земли, это было бы благословением — потому что оно более похоже на рвоту, чем на что-то творческое. Теперь возникает нечто очень значительное — терапия искусством. Она имеет смысл, в ней есть смысл. Когда люди больны, умственно больны, искусство может помочь. Умственно больному человеку можно дать краски, кисть и холст и сказать рисовать все, что ему захочется. Конечно, что бы он ни нарисовал, это будет сумасшедшим, сводящим с ума. Но, нарисовав несколько безумных вещей, к своему удивлению ты увидишь, что он возвращается к нормальности. Эти картины были как катарсис; это была рвота. Его система выбросила их. Это помогло ему, это было для него хорошо, но это не хорошо для других. Смотри на Микеланджело, и ты можешь медитировать часами. И чем больше ты медитируешь, тем молчаливее и мирнее ты станешь. Это не рвота. Он принес нечто из запредельного. Он не выбрасывал из своей системы безумие в живописи, скульптуре, поэзии, музыке. Дело было не в том, что он был болен и хотел избавиться от болезни, нет. Было прямо наоборот: он был беременным, не больным. Он был беременным — беременным Богом. Что-то пустило корни в его существе, и он хотел этим поделиться. Это было плодоношение, осуществление. Он прожил творчески, он любил жизнь творчески. Он позволил жизни войти в свой глубочайший алтарь, и там он стал беременным жизнью, беременным Богом. А когда ты беремен, нужно родить. Микеланджело рождает. Будда рождает. Бетховен рождает, и нечто безмерно ценное нисходит сквозь него. Девяносто девять процентов современного искусства патологично. Если оно исчезнет из мира, это принесет здоровье, это принесет пользу. …Если бы девяносто девять процентов так называемого искусства исчезло, мир был бы гораздо богаче — потому что тогда было бы настоящее искусство. Если бы сумасшедшие подражатели ушли… я не говорю, что они не должны рисовать — они должны, но в качестве терапии. Это терапевтично. … Ты можешь рисовать, ты можешь писать в качестве терапии, но сожги свои картины, сожги свою поэзию. Тебе не нужно показывать людям эту рвоту. И люди, которых интересует твоя рвота, наверное, сами больны; им тоже нужна терапия — потому что, если тебя что-то интересует, это показывает, кто ты сам, где ты сам.