— Пока! —  выскользнула из машины, быстрым шагом к подъезду.
Он выжал педаль газа, переключив обстановку, как скорость,
Рванул домой, где тепло,
уютно,
всё понятно,
известно,
где живёт с женой очень долго,
размеренно,
почти не ссорясь.

А она, запыхавшись немного, поднялась на четвёртый.
Повернув ключ, открыла дверь в стылую мрачность квартиры,
Вошла — и без света на кухню.
Рукой чуть дрожащей, нетвёрдой
из-под крана воды нацедила.

Как солёные мысли утихомирить?
Как убрать из сознанья
кипучую ревность и
едкую зависть?
Прекратить это всё, разорвать, расщепить юдоль плача на атом?
Стоном совести в перепитии нынешних дней вгрызаясь,
она шёпотом с отвращением обозвала себя матом.

А прежде беспечно летала под солнцем, сверкала жар-птицей,
Казалось, для счастья ей нужен лишь он и ничего кроме.
Сейчас так противно в душе, что хочется сдохнуть,
сгореть от стыда,
напиться:
звонки, как шифровки,
для жарких встреч в лесу уголок укромный…

Вернулась в прихожую,
встала у зеркала, немного сгорбясь.
Глаза изучающе смотрят в себя, обречённо,
печально.
— Какая же дура, — раздался из горла чужой, чуть охрипший голос.
Потом отвернулась,
разулась,
вернулась на кухню, решив заварить себе чаю.