Нет, не из книжек наших скудных,
Подобья нищенской сумы,
Узнаете о том, как трудно,
Как невозможно жили мы.

Как мы любили горько, грубо,
Как обманулись мы любя,
Как на допросах, стиснув зубы,
Мы отрекались от себя.

Как в духоте бессонных камер
И дни, и ночи напролёт
Без слёз, разбитыми губами
Твердили «Родина», «Народ».

И находили оправданья
Жестокой матери своей,
На бесполезное страданье
Пославшей лучших сыновей

О дни позора и печали!
О, неужели даже мы
Тоски людской не исчерпали
В открытых копях Колымы!

А те, что вырвались случайно,
Осуждены ещё страшней.
На малодушное молчанье,
На недоверие друзей.

И молча, только тайно плача,
Зачем-то жили мы опять,
Затем, что не могли иначе
Ни жить, ни плакать, ни дышать.

И ежедневно, ежечасно,
Трудясь, страшилися тюрьмы,
Но не было людей бесстрашней
И горделивее, чем мы!

______________________________________

112 лет назад появилась на свет Ольга Фёдоровна Берггольц.
В её судьбе проявилась вся чудовищность режима, существовавшего в нашей стране в XX веке. Берггольц была «лицом» блокадного Ленинграда, чьи замечательные строки «Никто не забыт и ничто не забыто» вовсю эксплуатировала советская пропаганда. Между тем блокада Ленинграда была не первым и не самым трагическим испытанием Ольги Берггольц — репрессивная машина советского государства катком прошлась по судьбе этой неординарной женщины, в молодости свято верившей в советские идеалы. А о том, что Ольга Фёдоровна была жертвой «коммунистических чисток», советские СМИ молчали. Аресты близких людей, на процессах которых она выступала свидетельницей, постепенно сужали круги вокруг неё самой, и, наконец, в феврале 1938 года, Берггольц, несмотря на беременность, была арестована. В результате пыток на допросах, ребёнок родился мёртвым. После освобождения Ольга Фёдоровна вспоминала:
«Вынули душу, копались в ней вонючими пальцами, плевали в неё, гадили, потом сунули обратно и говорят: живи!»…