Представь, что люди — это дни: вчерашний, нынешний, грядущий,
Одни приходят, чтоб уйти, чтоб утонуть в бесцветной гуще.
В толпе прохожих без имен, в блокноте цифр и фамилий
они погаснут как огонь, чьи угли в пальцах держит иней.
Есть дни, которые горят: они ушли, но дышат рядом,
Идут, сияя в темноте, по следу спящего заката,
Чтоб в самый черный миг в году — ты не один под небесами,
И кто-то смотрит на тебя родными добрыми глазами.
Есть дни, которые клеймят и сквозняками воют в душах,
Одни рубцуются как шрам, другие в рану лезут глубже,
Чтоб прорасти в ней сорняком — больным, жестоким, ядовитым,
И душу, хрупкую как лед, сломать и сделать инвалидом.
Есть дни, что явятся потом: они — ремонтники, хирурги,
Приходят, чтоб восстановить, сложить опять в пустой фигурке
Фрагменты тлеющей мечты, что на мечту уж не похожа,
И даже в кровь, но соскоблить все имена и шрамы с кожи.
Есть дни, способные пугать — непредсказуемые ветры,
они пропахли темнотой, далеким чуждым километром,
глубоким морем и скалой, что дотянулась до Антарес,
но почему-то ты их ждешь, как ждет Ассоль свой алый парус.
И наконец есть день сейчас — он рядом только до заката.
Он может быстро промелькнуть, нелепо, суетно изъятый,
Успеть поднять тебя с колен, как, впрочем, бросить на колени,
А может стать грядущим днем. И потому он самый ценный.