По вологодскому Заречью
Бродил я вечером,
Как вдруг
Счастливый кто-то
Мне навстречу
Метнулся с криком:
— Здравствуй!.. Друг!..
Забыл?..
— Да нет же!— отвечаю
И что-то мямлю про года,
А сам мучительно гадаю:
Где с ним встречался и когда?

Лицо знакомо, голос тоже…
И как неловко стало мне,
Когда припомнил, сколько прожил
Я с ним в окопах на войне.

А то еще — оторопею
И, как собрату своему,
Отъявленному лиходею,
Бывало, крепко руку жму.

Все чаще память изменяет,
Подводит.
Вот опять — пробел…
Но из нее не исчезает,
Что сам бы я забыть хотел, —

Такое, что душе не мило,
Чего нельзя себе простить,
Что, к сожаленью, в жизни было,
Хоть не должно бы вовсе быть.

Нередко правдой поступался,
Не делал все, что сделать мог,
И обижал,
И обижался,
Помочь хотел, а не помог.

Дурным поступкам нет забвенья,
Да и прощенья нет,
Когда
Их судишь сам без снисхожденья, —
На свете горше нет суда.

1958