В школе номер восемь в третьем «Б» классе,
Как Высоцкий пел, случилось несчастье,
На доске на классной, что всему основа,
Очень неприличное появилось слово.

Огромные три буквы, именительный падеж,
Признаться не питаю я никаких надежд,
Что это слово может быть ребятам не знакомо,
ЧП короче, шок, ну почти что кома.

Школа век наверное таких не знала бед,
Состоялся прямо при детях пед. совет,
Марья Ивановна, классная, была близка к инфаркту,
Сгружена заботливо на заднюю, на парту.

У доски физрук стоял по кличке Эдвард Билл,
От шока прямо в классе взял и закурил,
Его подруга тайная, учительница пения,
Фальшиво что-то выла от сильного волнения.

Трудовик не выпустил из пальцев молотка,
Этот инцидент сбил его с глотка,
На буквы смотри завуч и творит молитвы,
Проиграли педагоги воспитание битвы.

В форме относительной только лишь директор,
Покачнулся, уронил со стола проектор,
Начал речь он отпустив что-то там про мать:
«Дорогие дети, как это понимать?

Учит наша Родина вас почти бесплатно,
А вы тут написали то, что не печатно.
У вас тема урока — в тигровой шкуре витязь,
Это ж гениально, а вы тут материтесь.

Висят у вас тут Пушкина и Гоголя портреты,
Они писали это? Они писали это?
Корябать эту гадость, как повернулся мел?
Сказать что удивлен я — нет, я о*уел!

За это ваши братья то херачили фашиста?
И главное без ошибок, без помарок, чисто.
Словом этим вы опозорили всю нацию,
Кто из вас мерзавцев устроил провокацию?!»

Девочка с косичками поднялась не смело:
«Извините, месяц я просто проболела,
Ангина, шоколадный виноват пломбир,
Не знала я, что неприличным стало слово МИР…»