Так он стоит, держа в поводу коня;
строки на камне — палочки, уголки.
Думает: я на это ли променял
жизнь свою, смыслу здравому вопреки?
Что с той жар-птицы? вешай хоть фонарем,
хоть уникальным чучелом в кабинет.
Что с молодильных яблок? мы все умрем,
в сущности, для Вселенной нас вовсе нет.
Скажем, герой Горыныча одолел,
пеплом развеял черное колдовство;
я же дышу болотом, трясусь в седле,
а для чего, скажите мне, для чего?
Взоры со всех сторон: то дуплом, то пнем
кажется нечисть. Кочки — десятком плах…
Ехать направо, леший бы с ним, с конем?
Только ведь он тут вовсе не при делах.
…Глянь: чем не повод радостно рвать баян:
вам не чета! С судьбою накоротке?!
Прямо поеду — буду и сыт, и пьян,
лучший финал с развязкою в кабаке…
Сказка не любит слишком простых вещей,
выход последний: влево тропу копыть.
Но потерять себя — есть ли я вообще?
Как-то обидно: сплыл, не успев побыть.
Камень. Распутье. Буквы всё тяжелей,
давит к земле медлительности вина…
Над головою — клинопись журавлей,
следом и гуси выткали письмена.
Ищешь следы царевен или жар-птиц,
вслед за клубком волшебным бредешь во тьму —
сказка должна родиться и расцвести,
большего не должна она никому.
Есть ли резон держаться привычных вех,
выбитых кем-то неумолимых строк?
Трогает он поводья и едет вверх,
в новое измерение вне дорог.