—Я пришла работать в прокуратуру в 1982 году, не раскрытое на месте преступления убийство считалось чреызвычайным происшествием. В районе «глухари» не расследовались, их сразу забирали в следственную часть прокуратуры города, и принимали их к производству «важняки», следователи по особо важным делам. По каждому делу о нераскрытом убийстве, даже если нашли труп бомжихи тети Маши, которую явно замочили друзья-бомжи за лишний глоток из общей бутылки, создавалась бригада следователей, а оперативники в количестве, исчисляемом десятками, как минимум месяц не вылезали из отделения милиции, на территории которого имел несчастье случиться «глухарь». Что же касалось огнестрельных убийств, они тут же ставились на контроль во всех мыслимых главках, ведомствах, управлениях, это была экзотика, просто дикий Запад! Тогда двадцать нераскрытых убийств в год в Питере преподносились на всех совещаниях как тревожная ситуация, привлекали к нашему городу всеобщее внимание, зачисляя его в ранг чуть ли не столицы преступного мира. Теперь в каждом районе от 20 до 40 «глухарей» в год, не считая раскрытых убийств, а умножьте-ка эту цифру на количество районов Северной Венеции. Прокуратура, тогда была очень сильной и квалифицированной организацией. Работали люди, которые могли многому научить, с которыми было интересно общаться. Люди, которые застали еще Нюрнбергский процесс. Мне рассказывали, что во время войны на собрании следователей одна женщина подверглась осуждению коллег за то, что мало дел сдала в суд. Знаете, сколько это-мало? 19! Сейчас такое даже представить невозможно, дай бог, в месяц одно дело сдадут и то хорошо.