«Крематории горели день и ночь» (18+)
Воспоминания узников Освенцима.

Елена Павловна Ильина, пережившая «Освенцим»: «Барак разделялся двумя оштукатуренными стенами, к которым с обеих сторон были пристроены нары, сложенные из кирпича. Напротив дверей стоял стол, застланный коричневым полотном. На нём стоял букет цветов, сделанный из разноцветных бумажек. Вместо пола — кирпич, втоптанный в землю. На нарах — матрацы, набитые соломой, и по два одеяла на шесть человек. Поэтому спать было очень тесно. Стаи вшей не давали покоя. Но заключённые не обращали на них никакого внимания, так как за день очень уставали.

Подъём заключённых „Освенцима“ был в половине пятого утра. На завтрак давали кружку слабого чая и кусочек хлеба. Ровно в пять мы уже стояли по стойке смирно около барака. В это время начинался „цель аппель“ — утренняя перекличка. Если кто-то увиливал от работы, прячась под нарами, его жестоко наказывали. Били палками, вытаскивали во двор, обливали водой и гнали на работу. „Труд освобождает“, — гласила огромная надпись, висевшая над главными бетонными воротами концлагеря. Перед отправкой на работу оркестр играл весёлый марш. Охранники с овчарками строго следили за тем, чтобы мы шли в такт музыке. При этом необходимо было кружку крепко прижимать левой рукой к левой стороне груди. Тех, кто уклонялся от выполнения этих распоряжений, эсэсовки били железными прутьями…

Повсюду свирепствовала смерть. Кто-то, не выдержав мучений, кончал жизнь самоубийством, бросаясь на электрическую стену. Безнадёжно больных тифом, малярией, воспалением лёгких сжигали по ночам в крематориях. С каждым днём становилось всё страшнее. По лагерю, видимо от грязи, пошла какая-то экзема. Болели буквально все. Тело было изъедено язвочками и покрыто „чешуёй“. Нас лечили какой-то мазью, имевшей запах горелого человеческого мяса. Говорили, что её делают из человеческого жира. Бежать из этого кошмара было практически невозможно. Правда, во время работы в поле одной женщине из моей команды удалось скрыться. Она спряталась в стогу, но собаки её нашли и растерзали на глазах у всех».

Симона Вайль, пережившая «Освенцим»: «Мы работали более 12 часов в день на тяжёлых земляных работах, которые, как оказалось, были большей частью бесполезными. Нас почти не кормили. Но всё же наша судьба была ещё не самой худшей. Летом 1944 года из Венгрии прибыли 435 000 евреев. Сразу после того, как они покинули поезд, большинство из них отправили в газовую камеру».

Шломо Венезия, бывший узник «Освенцима»: «Две самые большие газовые камеры были рассчитаны на 1450 человек, но эсэсовцы загоняли туда по 1600—1700 человек. Они шли за заключёнными и били их палками. Задние толкали впереди идущих. В результате в камеры попадало столько узников, что даже после смерти они оставались стоять. Падать было некуда».

Показания заключённого лагеря «Собибор» Дова Файнберга, опубликованные в N4 журнала «Знамя», 1945 год: «Когда партия в восемьсот человек входила в „баню“, дверь плотно закрывалась. В пристройке работала машина, вырабатывающая удушающий газ. Выработанный газ поступал в баллоны, из них по шлангам — в помещение. Обычно через пятнадцать минут все находившиеся в камере были задушены. Окон в здании не было. Только сверху было стеклянное окошечко, и немец, которого в лагере называли „банщиком“, следил через него, закончен ли процесс умерщвления. По его сигналу прекращалась подача газа, пол механически раздвигался, и трупы падали вниз. В подвале находились вагонетки, и группа обречённых складывала на них трупы казнённых. Вагонетки вывозились из подвала в лес. Там был вырыт огромный ров, в который сбрасывались трупы. Люди, занимавшиеся складыванием и перевозкой трупов, периодически расстреливались.

Когда нас пригнали в Биркенау и в эту баню, где шли вниз ступеньки в газовую камеру, нас заставили всех раздеться. Нас точно было 1300 человек. И мы когда разделись, мы не знали, что будет с нами, мы считали, что это пришёл наш черед. Но нет, они забрали нашу одежду и пустили её всю в дезинфекцию. И мы увидели здесь страшную картину — вот эта бетонная стена справа, к которой вели ступеньки вниз, там лежало 8 малюток детей, с разбитыми головами, у них сочилась кровь — с ротиков, с носиков, с ушиков. Мы смотрели, у нас замирало сердце. Мы не знали, что случилось с этими детьми. И вдруг мы услышали крик ребёнка. Выскакивает фашист, держа этого ребёнка, как какого-то гада за шею. Он не посмотрел, что нас 1300 человек, он взял за ноги этого малютку, ударил об эту стену, и бросил в 9-ку. Но ведь я же был не один. Нас было 1300 человек, и я искал, и я искал подтверждения, чтоб где-то, чего-то. И я нашёл. Я нашёл в 8-м томе Нюрнбергского процесса, когда Йозефу Крамеру — начальнику лагеря Освенцима — задали вопрос: уничтожали ли вы так людей. И вот посмотрите, я передаю слово в слово, как он сказал, он матерей обвинил, он сказал: да, мы так детей убивали, но лишь потому, что когда мы матерей с этими детьми отправляли в газовые камеры, матери не хотели брать с собой этих детей.

Примерно в июле 1943 года меня и со мной ещё десять человек греков записали в какой-то список и направили в Биркенау. Там всех нас раздели и подвергли стерилизации рентгеновскими лучами».

Воспоминания польской акушерки Станиславы Лещинской, узницы «Освенцима»: «Женщина, готовящаяся к родам, вынуждена была долгое время отказывать себе в пайке хлеба, за который можно было достать простыню. Эту простыню она разрывала на лоскуты, и они служили пелёнками для малыша. Стирка пелёнок вызывала много трудностей, особенно из-за строгого запрета покидать барак, а также невозможности свободно делать что-либо внутри него. Выстиранные пелёнки роженицы сушили на собственном теле.

До мая 1943 года все дети, родившиеся в освенцимском лагере, были зверским способом умерщвлены».

Ветеран ВОВ Владимир Черников об «Освенциме»: «Мы зашли в один барак после крематория. Там я видел пепел, на входе — вещи и одежду… И вот когда я зашёл в барак, я ещё подумал: „Живой пепел“. Не передать это ощущение — вроде живой человек, а вроде — нет. Шоковое состояние такое было, вышел — бродят толпы народа, все в полосатых робах. Женщины в каких-то серых, засаленных то ли халатах, то ли платьях, на ногах — деревянные колодки… Кто-то сидел на земле и жевал траву».

Мария Семёновна Шинкаренко об «Освенциме»: «Мужчин оставляли, а женщин с детьми прямо днём вели как бы в душ. Там пускали газ „циклон“, пол раздвигался и их сжигали. Пламя шло огромным столпом и чёрный, тяжёлый дым ложился прямо на землю. Пепел потом просеивали и удобряли поля, а также фасовали по баночкам и продавали как удобрение. С июня 1944 года до января крематории горели день и ночь».

20.03.2022