Два путника сидели у костра,
Обычный обыватель и философ.
А сверху, порождая тьму вопросов,
Густела тьма, созвездьями пестра.

«Как хорошо, — сказал один, — вот так,
Сияя, как начищенный пятак,
Лежать на полуночном черном лоне.
И всяк замрет в почтительном поклоне
При звуке приснопамятных имен
Тех, кто, как мы, под небом возлежали,
А ныне — Клио вписаны в скрижали
Светить нам, смертным, до конца времен.
Ты знаешь этот мир, так поясни-ка,
Старик философ, как ученый муж,
За что к ним так благоволила Ника,
Избрав из мириад безвестных душ?»

Худые руки, старчески-сухие,
Мудрец-философ протянул к огню
И молвил: «Что ж, охотно поясню.
Всему причиной — эта вот стихия.
Огонь в себе начало жизни прячет,
Как некогда учил нас Гераклит.
И Мнемозина к тем благоволит,
В ком факел жизни полыхает ярче.
На небесах навел переполох
Недаром славный подвиг Прометея:
В ком тлеет прометеева затея —
Уже не человек, а полубог.
Бессмертие — награда, а не дар:
Дорога в Пантеон идет сквозь пекло.
Испей огня живительный нектар —
И возродишься фениксом из пепла».

Лаская взглядом языки огня,
Воскликнул спутник: «Это крайне мудро.
Как пламя Эос порождает утро,
Так ты, старик, воспламенил меня.
Я рад, что повстречал тебя, стократ,
И в таинство горения проник…»
«А как зовут тебя, прилежный ученик?»
И ученик ответил: «Герострат»