Однажды, сто лет назад, в московском автобусе у меня вытащили из сумки кошелёк. Я опаздывала на работу, и возвращаться домой уже не успевала.

Подошла к контролёрше на станции «Южная» и призналась, что не могу заплатить за проезд.
Она сразу же пропустила меня.

— С меня шоколадка, — обещала я.

Она махнула рукой — ещё чего! И не смей переживать по пустякам.

Я доехала до работы, рассказала о произошедшем коллеге, попросила взаймы. Деньги вернула, а о своей спасительнице напрочь забыла, будто ластиком стёрли. Вспомнила совсем случайно, месяца через два-три. Купила в ларьке коробочку сахарного печенья — хорошего шоколада не нашла.

Я не знала, как её зовут, не запомнила её лица. Заглянув к контролёрше на станции «Южная», объяснила, что хочу оставить печенье женщине, которая однажды меня выручила.

— Это к Таньке, — вздохнула она. — Только ты опоздала. Её машина сбила, насмерть. Девять дней на той неделе справили.

— Может меня вовсе и не Таня выручила, — расстроилась я. Женщина расплакалась — она. Другой такой у нас не было.

Я попросила описать Таню — мне важно было её запомнить.
Она утёрла слёзы и ласково повела руками в воздухе:

— Она была… она была будто яблочный пирог.

Помните у Бродского: «Не потребность в звезде пусть еще, но уж воля благая в человеках видна издали, и костры пастухи разожгли»?

Эта двадцатилетней давности история — о них. О людях, разжигающих костры. О людях, протягивающих руку помощи без раздумий и без корысти. О тех, кто не только в Рождество немного волхвы. Кто словно яблочные пироги. Кто помогает нам оставаться людьми.
Спасибо им.

С Рождеством, друзья — апостольским и православным.
Пусть «не видно тропы в Вифлеем из-за снежной крупы», но мы с вами точно знаем, что она есть.

О том и живём. О том и будем жить…