..
Целый день брожу по улицам, глазея.
В Риме осень. Всё мертво. Всё одичало.
Туча чёрная висит над Колизеем,
Неизвестно, что бы это означало?

Льётся дождик. Небо платит недоимку.
Жалко, льётся не на пашню, а на камень
В тех горбатых переулках, где в обнимку
Мертвецы твои стоят с особняками.

Помнишь дом, где мы не раз с тобой бывали?
На лужайке облысевшей травка вянет,
Не осталось даже праха от развалин,
А меня туда всё время что-то тянет.

В этом доме ты когда-то был счастливым,
И элегию читал о Джоне Донне,
И плоды жёлто-зелёные оливы
У хозяйки смуглолицей ел с ладони.

Где весёлая хозяйка? Где маслины?
Нам остался лишь пустырь за поворотом.
Безусловно, позади одни руины,
Но руины все же лучше, чем пустоты.

Только женщине идет непостоянство,
Мы же любим то, что в юности любили.
Кто придумал, что отечество — пространство?
Это мы с тобою родиною были.

Ты мне пишешь, чем в империи томиться,
Лучше жить в глухой провинции у галлов,
Только стоит ли с отъездом торопиться,
Ведь империи сто лет как не бывало.

Рухнул Рим, никто не помнит точной даты.
Вот и спорим, и проводим параллели…
Всюду те же кровопийцы и солдаты,
Кровопийцы и ворюги, мой Валерий.

Лучше сам ты возвращайся, путь недолог.
Мы с женою заждались тебя в столице.
Неужели так уж важно въехать в город
На четверке в триумфальной колеснице?

Мимо каменной стены, священной рощей,
Где стоят легионеры в карауле…
Мне-то кажется, на кухне нашей проще
О Назоне толковать и о Катулле.

Воск застывший на странице старой книги,
Гости, спящие вповалку где попало.
Всюду пепел, на полу огрызок фиги,
На столе вишнёвый обод от бокала.

А когда отмерит время Хронос гулкий,
Проводить тебя сумеет старый Постум.
Вместе выйдем на последнюю прогулку
И отправимся на твой любимый остров.
"