—Разве в Америке была, какая-нибудь другая женщина, за которой бы гоняли из Нью-Йорка, туда-обратно вертолет ради двух фотографий? Что-то, ненормальное было в том, как все в ней нуждались. Она обладала поистине магической властью! В ее популярности было, что-то скрытно-параноидальное. Она была женщиной, но не могла вести семейную жизнь, играя на публике отведенную ей роль. То, что ей приходилось воспринимать себя в двух ипостасях: собственными глазами и глазами зрителей, видимо, усиливало неизбежность нервного расстройства. Будучи порождением эпохи сороковых-пятидесятых годов, она доказала, что сексуальность не уживается в американской душе с серьезностью. Она могла быть серьезной, только когда принадлежала себе. Стоило ей попасть в фокус, чьего-то внимания, она тут же начинала смеяться. Этакая счастливая беззаботная блондинка. На экране её видели веселой, а в жизни она была очень грустной женщиной. Мэрилин могла быть какой угодно, но она никогда не была равнодушной. Сами её мучения свидетельствовали о том, что она жила и боролась. Она была живым укорам всем равнодушным. Она была на сто процентов женщина, самая женственная из всех женщин в мире.