Вот он, приют гостеприимный,
Приют любви и вольных муз,
Где с ними клятвою взаимной
Скрепили вечный мы союз.
А.С.Пушкин
***.
Взорвётся память, словно порох,
И выдаст: ровно двести лет,
Как над Невою, нет, не всполох,
«Зелёной лампы» вспыхнул свет.
Под знаменитым абажуром,
За круглым (без углов) столом,
Сошлись друзья литературы,
В кружок и вольных муз полОн.
Кружок-союз! О, демиурги,
«Свет и надежда» — ваш девиз.
Вы сами — свет Санкт-Петербурга,
Не высший свет, но высший приз.
Всяк был увенчан колпаком,
Один «колпак» вёл протокол.
***.
Один «колпак» вёл протоколы,
В них было всё отражено:
Пыл обсуждений, битвы, споры…
(Ну, что твоё Бородино!)
Статьи и драмы, в лучшем вкусе,
Стихов бурлящий водопад!..
То было место для дискуссий,
Веселья, шуток, эскапад.
Замечу я (не без кощунства),
Что, перекрыв похмелья чад,
Флюиды плыли вольнодумства,
О чём умней молчать подчас.
Молчанью золото цена.
А речь бесценна, коль умна.
***.
Да, речи умные бесценны.
Пресветлый ум под колпаком,
Восславил музу Мельпомену,
С которой был на «ты» Барков.*
И под лампадой, в час пирушки,
С Эвтерпой милой визави
Блистали рифмой Дельвиг, Пушкин,
И Гнедич клялся им в любви.
Хозяин дома** всё хлопочет,
Чтоб не стихал тот пир в ночи,
Он драматург и переводчик,
По службе — не последний чин.
О, молодое поколенье,
Союз таланта с вдохновеньем!
***.
Здесь все талантливы, ей богу.
И Пушкин средь когорты сей
Так счастлив, что когда в дорогу, -
То уж скучает без друзей.
«С тобою пить мы будем снова,
Открытым сердцем говоря
Насчёт глупца, вельможи злого,
Насчёт небесного царя,
А иногда насчёт земного», —
В. Энгельгарду пишет он,
И много кой-чего другого,
За что не раз страдал потом.
Он - юноша, не аксакал,
Но как о многом он сказал.
***.
Он многое сказал потомкам.
Но почему же двести лет
Не утихают кривотолки,
Кем был А. Пушкин — наш поэт?
Он — гений? Да, легко и быстро
Его гусиное перо.
Но почему же к декабристам
Он не примкнул? Зеро! Зеро!
Мы список часто обсуждаем
Им покорённых дев и дам
И за дуэли осуждаем,
За едкость смелых эпиграмм…
Не столь уж хороши мы сами,
Чтоб укорять других грехами.
***.
О, укорять других — сподручней:
Тот - нелюдим, тот — ловелас,
Тот слишком худ, тот очень тучный,
Тот на любой готов альянс…
И находить на Солнце пятна,
К тому ж взирая сверху вниз,
Нам так отрадно и приятно,
Держись же, Солнышко, держись!
Вернёмся ж в сень «Зелёной лампы»,
Где каждый гость под «колпаком»,
Где следствий царских длинны лапы
Вдруг потянулись к ним. Тайком
Был круг друзей предупреждён.
Предупреждён, то бишь — спасён.
***.
Да, спасены… Какой ценою?
Ценой погаснувшей мечты.
Где вольный дух, дух непокою,
«Друзей прекрасные черты»?..
Их упоительные встречи
Продлились года полтора.
Увы! Сентябрь. Погасли свечи.
Невы холодные ветра.
… Вот век прошёл. Уже в Париже —
Зелёной лампы — тёплый свет.
(Париж России всяко ближе,
Чем восьмистишию сонет…)
Там дух Серебряного века
Царит и бродит в русских венах.
***
Да, в русских венах — отрезвленье
И опьяненье — так на так, —
Вину и музам поклоненье…
Подать несчастному пятак,
Последнее с себя — соседу,
И много спорить, воду лить,
Начальство пригласить к обеду,
Чтобы мерзавцу угодить…
Зачем же ёрничать? Таковский
У нас обычай. Русь вдали.
Но Гиппиус и Мережковский
Лампаду для друзей зажгли.
И вот теперь сквозь толщу дней
От тех лампад — нам здесь светлей!
Примечание:
* Дмитрий Николаевич Барков — театральный критик, переводчик (не путать с Ива;ном Семёновичем Барко;вым (1732—1768) — автором эротических «срамных» произведений.
** Никита Всеволодович Всеволожский — приятель Пушкина, камер-юнкер, работавший в Коллегии иностранных дел, в доме которого в Санкт-Петербурге, на Екатерингофской набережной с марта 1819 г. по сентябрь 1820 г. проходили заседания литературного общества (кружка) «Зелёная лампа».