Зима приходит вздохом струнных:
«Всему конец».
Она приводит белорунных
Своих овец,
Своих коней, что ждут ударов
Как наивысшей похвалы,
Своих волков, своих удавов,
И все они белы, белы.
Есть в осени позднеконечной,
В её кострах,
Какой-то гибельный, предвечный,
Сосущий страх:
Когда душа от неуюта,
От воя бездны за стеной
Дрожит, как узкая каюта
Иль коробок берестяной.
Всё мнётся, сыплется, и мнится,
Что нам пора,
Что опадут не только листья,
Но и кора,
Дома подломятся в коленях
И лягут грудой кирпичей —
Земля в обломках и поленьях
Предстанет грубой и ничьей.
Но есть и та ещё услада
На рубеже,
Что ждать зимы теперь не надо:
Она уже.
Как сладко мне и ей — обоим —
Вливаться в эту колею:
Есть выжиданье перед боем
И облегчение в бою.
Зиме смятенье не пристало.
Её стезя
Структуры требует, кристалла.
Теперь нельзя,
Дрожать, как мокрая рубаха,
Глядеть с надеждою во тьму
И нищим подавать из страха —
Не стать бы нищим самому.
Как всё бело, как незнакомо!
И снегири!
Ты говоришь, что это кома…
Не говори.
Здесь тоже жизнь, хоть нам и странен
Пустынный, колкий мир зимы,
Как торжествующий крестьянин.
Пусть торжествует. Он — не мы.
Свершилось. Всё, что обещало
Прийти, — пришло.
В конце скрывается начало.
Теперь смешно,
Но подберёмся. Без истерик,
Тверды, как мёрзлая земля,
Надвинем шапку, выйдем в скверик:
Какая прелесть! Все с нуля.
Мы никогда не торжествуем,
Но нам мила
Зима.
Коснемся поцелуем
Ее чела,
Припрячем нож за голенищем,
Тетрадь забросим за кровать,
Накупим дров и будем нищим
Из милосердья подавать.
***
Жизнь выше литературы, хотя скучнее стократ.
Все наши фиоритуры не стоят наших затрат.
Умение строить куры, искусство уличных драк —
Всё выше литературы. Я правда думаю так.
Покупка вина, картошки, авоська, рубли, безмен
Важнее спящих в обложке банальностей и подмен.
Уменье свободно плавать в пахучей густой возне
Важнее уменья плавить слова на бледном огне.
Жизнь выше любой удачи в познании ремесла,
Поскольку она богаче названия и числа.
Жизнь выше паскудной страсти её загонять в строку,
Как целое больше части, кипящей в своём соку.
Искусство — род сухофрукта, ужатый вес и объём,
Потребный только тому, кто не видел фрукта живьём.
Страдальцу, увы, не внове забвенья искать в труде,
Но что до бессмертия в слове — бессмертия нет нигде.
И ежели в нашей братье найдётся один из ста,
Который пошлёт проклятье войне пера и листа,
И выскочит вон из круга в разомкнутый мир живой —
Его обниму, как друга, к плечу припав головой.
Скорее туда, товарищ, где сплавлены рай и ад
В огне весёлых пожарищ, — а я побреду назад,
Где светит тепло и нежаще убогий настольный свет —
Единственное прибежище для всех, кому жизни нет.