У подруги в гараже завелась мышь. Вернее, завелся кто-то, кто стал грызть мешки с птичьим кормом и орешками. Хорошими манерами и аккуратностью этот кто-то не отличался — дыры в мешках проделывал в разных местах, зерно рассыпал на пол да еще и срал поверх.
Вот это насранное и помогло определиться с породой вредителя. Мышь.
Подруга призвала мужа и категорически потребовала мышь изловить и уничтожить. Казалось бы, чего проще — поставь капканчик и прихлопни паразита, но они же, блэт, гуманисты, им невыносима мысль, что мышь умрет с перебитым хребтом. Они поставили классическую мышеловку: клетка с дверкой на пружинке. «Дерни, дитя мое, за веревочку, дверь и откроется».
Что дальше делать с пойманной мышью гуманисты, разумеется, не подумали.
Вечером сооружение установили в гараже, утром, получите-распишитесь, в клетке сидела грустная мышь.
Ну вы себе представляете эту прелесть? Глазки, ушки, лапки, пышные усы и трогательный хвостик.
Муж с ужасом смотрел на жену, мою подругу, ожидая, что она сейчас заставит его убивать это крошечное, несчастное, пленное создание.
Но подругино сердце дрогнуло.
«Мы отнесем его в парк и выпустим на волю," — вынесла вердикт подруга.
Пока одевались, пошел дождь, а до парка минут десять ходьбы.
Мышь сидела в клетке, как политзаключенный, обреченно, но гордо.
Терзаемые угрызениями совести, тираны и угнетатели не смогли дольше выносить этот молчаливого протеста — они отнесли клетку с пленным в сад и оставили там с открытой дверцей.
Пленник вышел не спеша, вдохнул воздух свободы и ушел в лопухи.
Видимо, вольноотпущенник растрепал на радостях всему мышиному сообществу про добрых и великодушных людей, которые кормят, ловят, отпускают и машут на прощание платочками, утирая слезки разлуки.
Потому что утром в мешке оказалось еще больше выгрызенных дыр, а птичий корм пришлось сметать на лопату.
Подругу такое вероломство возмутило до глубины души.
«Как он мог?! — вопрошала она мужа. — Как он мог так с нами поступить? Бесчестный негодяй!»
Опять поступил приказ изловить и уничтожить. На этот раз никаких амнистий, только хоррор, только жесть, «кровь, кишки, распи… расило».
Вечером в гараже поставили клетку, утром в ней сидела надутая мышь. Очевидно она тоже не ожидала такого коварства от добрых и великодушных людей.
На этот день у подруги с мужем был запланирован визит к друзьям, потому казнь пришлось отложить до вечера, а вечером было уже не до казни — не хотелось портить приятный вечер.
Решено было казнить утром. Как говорится, с утра казним и весь день свободен.
Чтобы приговоренный не помер с голоду, муж подруги насыпал ему в клетку орешков и дал кусочек сыра. И отправился спать.
Утром, слегка палимые похмельем, супруги наблюдали, как приговоренный вкушает свой последний завтрак, сидя на задних лапках, мелко дрожа усами и держа в розовых детских ручках орешек.
Подруга прослезилась.
Ну как? Как можно лишить жизни это несчастное очаровательное существо?
Смертную казнь монаршим решением заменили ссылкой в Сибирь.
Вздыхая и поддерживая друг друга, они оделись, взяли клетку с мышью и поплелись в парк.
Мышь, поняв, что ее куда-то несут, заволновалась, забегала по своему узилищу, чуя неладное. Возможно, она даже орала на своем мышином «Волки позорные! Аааа! Не задушишь, не убьешь!»
Мало-помалу пилигримы добрели до парка и поставили клетку с мышью на траву, надеясь, что мышь воспользуется случаем и убежит.
Ага. Не тут-то было.
Мышь понимала, что не с добрыми намерениями ее сюда занесли, забилась в дальний угол и сверкала оттуда глазами, как змея. Утомившись ждать, муж подруги поднял клетку, перевернул и потряс, желая вытрясти мышь, раз по-хорошему она не уходит.
Но мышь твердо решила, что лучше умереть стоя, чем жить на коленях — она вцепилась розовыми ручками в прутик клетки, повисла в воздухе над пропастью и заверещала.
Возможно она пела «Орленок, орленок», возможно «Рул Британнья, Британнья рул зе вэйв» (все-таки она была английская мышь).
Подруга потом уверяла (рассказывая мне эту леденящую кровь историю), что она на секунду испугалась за жизнь мужа, такая одержимость была в глазах мыши, но в этот момент лапки разжались, декабристка шлепнулась в траву и исчезла.
Теперь подруга заходит в гараж осторожно. А что, если политическая ссыльная вернулась и желает что-нибудь написать на обломках самовластья?
От такой декабристки всего можно ожидать.