Всякий раз, когда приходила домой зареванная, а потом валялась в темном коридоре на маминой искусственной шубе «под лису» и собирала из горбушек и обломков свое сердце, бабушка, выслушав мои беды, советовала отвлечься или переключиться. Я не понимала, что это значит. Переключить можно первый канал на второй, холодную воду на горячую, шуруповерт на дрель и передачу в автомобиле. Можно перемотать песню на магнитофоне, поменять радиоволну, но как справиться с сердечными неприятностями? Тут вышивкой и лепкой пельменей делу не поможешь. Лепи хоть со свининой, хоть с картошкой, хоть с креветками.
Бабушка трижды была замужем и знала толк в любви. Советовала при душевной тяжести накрыться тяжелым одеялом, килограммов под десять, и все проблемы отойдут на задний план. Или нюхать розовое варенье. Минут тридцать, не меньше, повторяя при этом названия чайных роз на латыни, а еще количество чашелистиков и плодоножек. Частенько рассказывала о своей незамужней подруге (и это в тридцать пять лет!), которая, чтобы не встречать Новый год в одиночку, садилась в поезд и ехала куда глаза глядят. В Саратов, Пинск, на сопки Маньчжурии. Лишь бы с людьми! Лишь бы не в пустой квартире. Брала с собой 55 подарков: 53 для пассажиров и 2 для проводников. Простеньких, к примеру, цветочное мыло в паре с ситцевым носовым платком, и ровно в полночь ковыляла узким коридором плацкартного вагона, раздаривая презенты. Обнималась с попутчиками, пила шампанское и распевала «Три белых коня» под чью-то расстроенную гитару. День гуляла по городу, стараясь не растерять внутри себя торжественный перестук колес и веселые тосты про шелестящие прошлогодние страницы, а вечером снова — поезд, ошметки дождика, свисающего с верхних полок, доброжелательный кивок проводника, приторговывающего алтайским бальзамом для повышения потенции, и стойкий мандаринный аромат. Прыгающие сосны за окном, а еще колодези и станции. Деревушки, будто сошедшие с картин Левитана. Первозданный снег и утоптанный перронный. Ездила так три года подряд, пока не встретила своего Деда Мороза.
С тех пор так и живу. Как только намечается темная полоса, тут же придумываю себе необычные занятия: солю соль и коллекционирую автографы различных коллекционеров. Умиляюсь Тоне, требующей перед сном пять сантиметров молока, а еще родить ей собаку или на худой конец крота. Ищу выход там, где вход, рисую рисом и козыряю козырями. Бегаю бегом, смеюсь смехом и сажаю сажу. Меняю мину, пугаю пугало и навещаю вещи. Пытаю пытки и ищу иски. Вырезаю вырезки, ем ели и сортирую сОрты. Топлю топи, ушиваю уши, волную волны, считаю счеты, сушу суши, дроблю дроби и пачкаю пачки. Переключаюсь. Отвлекаюсь. Пытаюсь из десятка хлипких минусов сложить один единственный, но очень надежный плюс.