Убегая ночами из слишком чужого дома, неродного приюта где выровнены по мне все углы, подоконники, стены и по-другому непонятно, бывает ли — разве что в этом сне, где которые сутки не-я выбирает небо, упираясь, карабкаясь, тянется к облакам… Убегая, я снова срывалась в родную небыль, догоняя тебя, отдаваясь твоим рукам как последней и самой надежной своей защите от болезненной осени, нитей чужих обид, обнимая, впивалась пальцами в старый свитер, ты дышал в мои волосы, делал беспечный вид, и меня увлекал за собой по ночным бульварам, бесконечные разговоры, рука в руке. Сонный город казался обоим знакомым, старым, стариком добродушным в застиранном колпаке. Я в пол-уха ловила обрывки вселенских истин, и смеясь, целовала легонько твои глаза, клены мерно роняли под ноги сухие листья, половина четвертого, время идти назад, у крыльца целовать на прощание, долго, нежно, укрощая порывы вернуться и не уйти, понимая, что каждая встреча не будет прежней, понимая, что скоро опять разведет пути, мы проснемся далекими, каждый в своей постели, незнакомцы, живущие каждый в своем мирке. Все равно километры и числа, что нас разделят означают не более линии на песке. Уезжая, на дно чемодана упрятав память, постараюсь, чтоб больше не снились такие сны. И границы мирков замыкаются между нами, в ожиданьи случайной, смывающей грань волны.