Пиратский корабль захватил пассажирское судно. Не были тронуты ни люди, ни груз; пираты похитили лишь одного пассажира — учительницу русского и литературы Лидию Гавриловну.
И вот теперь Лидия Гавриловна стояла под палящим солнцем привязанная к мачте, а перед ней скалил зубы, вращал единственным глазом и лязгал ножом Главный пират.
- Скажите на милость, и зачем я вам потребовалась? — щурясь, спрашивала Лидия Гавриловна у пирата, — я не молода, не красива, не имею денег и не владею никакими тайнами. Мне непонятен ваш интерес.
Пират разразился сардоническим хохотом. От этих звуков сердце нормальной женщины должно было бы ухнуть, сорваться с места и камнем упасть вниз в район толстого кишечника. Но Лидия Гавриловна лишь вздохнула и внимательно оглядела пирата с ног до головы.
— Так вот оно что… Яков Воробьев во всей красе, — протяжно сказала она, — ну здравствуй, Воробьев. Твои торчащие уши и грязные дреды я не спутаю ни с чем даже в глубоком сне.
— Узнали, — хрипло отозвался пират, сверкнув золотым зубом, — это хорошо, Лидия Гавриловна. Здрасти вам, Лидия Гавриловна.
— Воробьев, Воробьев, — вздохнула учительница, — я всегда говорила, что ты плохо кончишь, но чтобы докатиться до пирата… кстати, что это за «здрасти»? Разве я тебя этому учила, Воробьев? Нужно говорить: «добрый день». И поправь повязку на глазу.
Пират снова оглушительно захохотал, но повязку машинально поправил.

— Как поживаете, Лидия Гавриловна, — издевательским тоном осведомился он, — ну наконец-то мы с вами встретились. Сколько лет мечтал. И указывать мне не надо, здесь вам не школа. Здесь я хозяин.
- Развяжи мне руки, — велела Лидия Гавриловна, — как ты себя ведёшь! Хоть бы мать пожалел, она у тебя на двух работах надрывается.
— Че ей надрываться, — окрысился пират, — я мамаше остров купил в Карибском море. Хлещет там вино, ест фрукты да помыкает прислугой. А вот вы, Лидия Гавриловна, все та же, ничуть не изменились. В том же синем костюмчике. Руки я вам не развяжу, не надейтесь, не для того я вас в плен брал.
— А для чего же? — полюбопытствовала учительница, — низко ты пал, Воробьев. Развяжи, я не могу так долго стоять, тем более на солнцепёке.
— Не можете! — всплеснул руками пират, — а когда вы меня целый урок у доски с тряпкой продержали? Только за то, что я про Герасима с Мумой сказал?!
— Муму не склоняется, Воробьев, — заметила Лидия Гавриловна.
— А я ее и не склонял! Я сказал, что Герасим за всю жизнь имел одну только Муму. Че, неправда?! — пират шмыгнул носом, — меня весь микрорайон боялся: Яшка Воробей то, Яшка Воробей се, а вы целый урок у доски… с тряпкой…
— За неуважение к классике, — назидательно покачала головой Лидия Гавриловна, пытаясь освободить стянутые веревкой руки.
— Ладно, — неожиданно согласился пират и почесал лохматую ногу, — а в диктантах почему одни двойки ставили? Я старался, у Люськи Таракановой списывал, так ей пятерку, а мне то двойку, то кол.
— Так ты и списать грамотно не умел, Воробьев, — возмутилась учительница, — да ещё хамил! Я тебе оценку, а ты рядом слово «чушь» пишешь, причём через ю и без мягкого знака!
Пират щелкнул зубами, помахал ножичком перед носом Лидии Гавриловны и припомнил ей разборку у завуча, после которой отец устроил дома показательную порку в назидание младшему поколению семейства Воробьёвых.
— Три шкуры спустил, — пояснил пират, — неделю не на чем сидеть было, а все из-за вас! Наябедничали, что я Пьера Безрукова фашистом обозвал за то, что он со Штирлицем дружил!
— Безухова, а не Безрукова! — вскипела учительница, — развяжи меня, Воробьев, а не то я тебе такого Штирлица покажу! Завтра же с отцом ко мне!
— А че завтра, — пожал плечами пират, кивая в сторону, — вот он, во всей красе. Жалуйтесь.
На палубе у бортика, живописно раскинув руки, сладко похрапывал старый пират с кольцом в носу.
— Батя теперь со мной, — с чувством сказал пират, — он смирный, больше не дерётся. Я ему кажнодневно по две бутылки рому ставлю, он выпьет и на боковую, любо-дорого посмотреть.
Воробьев-старший потянулся, крякнул и перевернулся на другой бок.
— Ежедневно, а не кажнодневно! Садись, двойка, — прикрикнула Лидия Гавриловна, — ох, Воробьев, зря я тебя не дала из школы исключить, когда ты Тараканову в школьном дворе при всех целовать полез! На поруки взяла, перед директором унижалась.
— У меня к Таракановой может любовь была, — набычился пират, — а вы ей про меня гадостей наговорили!
— И слава богу, что наговорила, — кивнула учительница, — Люся Тараканова сейчас между прочим кандидат наук, зав. лабораторией, не чета тебе!
— То-то и оно, что лабораторией, — хрюкнул пират, — а пошла бы за меня, брильянты с кулак носила и в Монако отдыхала. Да шут с ней, с Таракановой, у меня вон подружка была мисс Вселенная. Вот чего не забуду, Лидия Гавриловна, это как вы меня велели в стенгазете пропечатать, и вся школа потом надо мной насмехалась.
— Да как же тебя было не пропечатать, — воскликнула Лидия Гавриловна, — когда ты в трёх предложениях сорок пять ошибок сделал, а в сочинении Татьяну Ларину за Павла Корчагина замуж выдал!
— Вот прям так и тянет вас ножичком чикнуть, — заклацал зубами пират.
— Ну все, кончилось мое терпение, — вышла из себя учительница, — развязывай и доставляй меня обратно на корабль. У меня, между прочим, круиз, я на него три года деньги копила.
— Деньги! — заржал по-жеребячьи пират, — да разве ж это деньги, Гавриловна! Вы гляньте сюда! — и подвинул к ней сундук, битком набитый золотыми монетами. На сундуке было коряво выведено: САКРОВИЩЯ.

— Ча-ща пишется через а! Вон из класса! — гаркнула Лидия Гавриловна. Пират по старой памяти вздрогнул и сиганул через борт. Матросы дружно кинулись выручать своего вожака и бросили ему спасательный круг.
— Не в коня корм, — мстительно сказала учительница, глядя как пират отряхивается на палубе словно вымокший пёс, — сколько раз повторять: ча-ща, жи-ши, стеклянный, оловянный, деревянный! Я тебя научу русскому языку, Воробьев!
Пират застонал как от зубной боли, потом зарычал и состряпал несколько многоэтажных словесных конструкций с использованием ненормативной лексики. Команда присела от ужаса, а пиратов родитель пробудился от летаргического сна и отозвался набором не менее изящных словосочетаний, заодно осведомившись у сына, что за кикимору он привязал к мачте и когда будет готов ужин.

— Лопнуло мое терпение, — вскричала Лидия Гавриловна, — яблоко от яблони! Доставай, Воробьев, двойной листок, будешь писать сочинение. Идиот!
— Че вы на меня ругаетесь! — обиженно заорал пират, — я ж на вас не ругаюсь!
— Роман «Идиот» — тема сочинения! — отчеканила Лидия Гавриловна, — и чтоб за пунктуацией следил. Запятые перед но, который, потому что! Деепричастные обороты обособляются!
Пират забегал по палубе, обещая выпустить учительнице кишки и сбросить ее на корм акулам.
— Я из-за вас пиратом стал! — вопил он, размахивая кинжалом, — Вы ж мою самоотметку ниже плинтуса опустили!
— Самооценку, Воробьев, — поправила Лидия Гавриловна ледяным тоном, — а отметка у тебя будет два с минусом если ты сей же час не откроешь орфографический словарь. Постыдился бы перед своими сотрудниками!
Пиратовы «сотрудники» несмело загоготали, открывая беззубые рты и переступая с ноги на ногу. Главный рыкнул на них и команда от страха дружно провалилась в трюм.
— Вон с моего судна! — пролаял пират, — надоели! Я ее в плен взял, а она нет чтобы пощады просить, моралю читает. Не позволю!
— Да я теперь, Воробьев, с твоего корыта и на шаг не сдвинусь, — хмыкнула Лидия Гавриловна и выпрямила спину, — и суши тебе не видать, пока ты у меня всего «Евгения Онегина» наизусть не выучишь.
Пират смотал в узел сорванную с собственной головы бандану и попытался использовать ее в виде кляпа, но Лидия Гавриловна укусила его за руку и начала декламировать «Облако в штанах», поминая какую-то несданную в десятом классе домашку по Маяковскому, чем довела пирата до тягучих рыданий.
— Че ты с ней чикаешься, — неожиданно подал голос Воробьев-старший, — свезём твою училку к матери на остров, там ей Зойка живо устроит облако в штанах. И без штанов тоже.
Пират мигом осушил слёзы, велел свистать всех наверх и брать курс на зюйд-зюйд-веcт. Корабль понёсся вперёд, рассекая волны.
На зеленом карибском острове их встретила пиратова мамаша. Первым долгом она влепила сыну сочную оплеуху, пожурив за редкие визиты, после чего предложила отпущенной на берег Лидии Гавриловне сто грамм за встречу. Учительница начала перечислять пиратовы грехи и призывать мать повлиять на воспитание сына. Пират приказал поднять паруса и умчался со скоростью ветра.
В следующий раз он решился наведаться к матери лишь через два года, что сделал с большой опаской.
Родительница встретила его в строгом костюме, подала руку для приветствия, выразила надежду, что сын находится в добром здравии, поговорила о погоде и пригласила на пятичасовое чаепитие в южную ротонду.
Следом вышла Лидия Гавриловна в рваной тельняшке и трениках, сообщила мамаше, что начхать ей на еешного сына и на евонный корабль, и если Воробьев приперся, чтобы увезти ее, то пусть катится колбаской куда подальше (при этом было подробно и красочно описано точное направление следования). В одной руке словесница держала зажженную сигару, а в другой — бутылку джина, при этом лицо ее выражало крайнюю степень блаженства.
И тут Гроза морей, Главный пират обозримой вселенной Яшка Воробей первый раз в жизни закатил глаза и потерял сознание.