Анька влюбилась. Сначала боялась и не доверяла своему чувству. Но через полгода трепетных и нежных ухаживаний сдалась на милость Вовушки и была совершенно счастлива.
Вечером, после свидания она погружалась в сладостный сон, предвкушая новое свидание и вспоминая, переживая вновь поцелуи и объятья!
Но не больше! Ведь она была, хотя, что значит была! Она и есть приличная девушка. Некоторые, конечно, могли заблуждаться на ее счет и считать разбитной, но это было не так. Аня — строгих правил. Но строгие правила и веселый, подвижный характер могут прекрасно уживаться в одном человеке!
Приличная девушка совершенно не должна ходить с постной рожей и поджатыми губами! Вполне достаточно не прыгать с разбега в кровать к мужчине, даже если и прошло уже очень много времени с момента их знакомства.
Чувства надо проверить, испытать на прочность, а уж потом…
И еще, Ане хотелось продлить этот прекрасный, маятно-томительный процесс ожидания и ухаживания. Чтобы от простого, случайного соприкосновения рук, прошивало не хуже, чем молнией! И они застывали на вечность пораженные случайно открывшимся своим предназначением друг другу.
Чтобы от долгого взгляда в глаза, когда, провожаясь, они поднимались на лифте, кружилась голова и сердце падало, невзирая на законы физики вверх, пробивая потолки и крыши. И уносилось далеко-далеко в звенящую сентябрьскую бабье-летовскую голубизну неба.
И время вело себя в это время совсем по-другому. Оно сжималось и разжималось, презирая обычное и скучное свое течение. Оно выскакивало пружиной из сломанных механических часов, превращалось в ленту Мебиуса и застывая в бесконечности, скручивалось и собиралось опять в сжатую пружину, любовно скрученную и поставленную на место в наручных часах бога.
Так красиво, Аня, конечно, это не представляла, но чувствовала всю необычность и потрясающую прекрасность момента. И не спешила с ним расстаться.
Потому что потом что? Потом будет обыденность. Кастрюли, сковородки. Это прекрасно. В этом тоже есть свое, успокоенное обывательское счастье.
А Аня хотела любви!
Чувств.
Эмоций.
И полета!
Но делиться счастьем Аня не спешила. Даже с самыми близкими. Даже со старшей сестрой.
Потому что старшая сестра, как раз была из приличных девушек со строго сжатыми губами.
Аня даже представляла себе интонацию и недовольно вздернутую бровь сестры, если б она узнала про Анькины фанаберии:
— А чего тянуть? Вышла замуж и все!
Потому что у Валентины все подчиненно строгому распорядку. Каждой вещи, каждому чувству и движению души есть свое место и определение. У Валентины сердце вверх не падает. Оно стучит ровно, не отвлекаясь на глупости, как и положено спортсменке, комсомолке и красавице.
Женьке, брату, она тоже не говорила. Потому что Женька… Женька, он был, как раз между ними. Между суровой Валентиной и веселой Аней. То был строг и суров, просчитан до мелочности, а то бросался в любови со всем жаром, забывая обо всем.
И поэтому Аня благоразумно молчала. Наслаждаясь своим внезапным счастьем втихую.
Но через год ухаживаний она решилась. На близость. И правда, же. Чай не восемнадцать лет уже и можно бы и о плотском счастье подумать. Тем более что от любви и ласки женщины расцветают. Но в первый раз не получилось. Они оба нервничали, смущались наготы и несовершенств и боялись притронуться друг к другу.
Так и лежали болванчиками в кровати, разглядывая потолок, и с трудом находя темы для разговора.
Но Вовушка, через час все же собрался и спросил:
— Аня, я и не думал, что ты такая стеснительная, — он вздохнул немного судорожно, решительно положил руку Ане на бедро и поцеловал в щеку. — Чай не первый раз замужем! — неловко пошутил он и нервно сглотнул.
Аня хотела было обидеться, но потом посмотрела в испуганные Вовушкины глаза и улыбнулась:
— Да, мне очень страшно Вовушка, — мягко сказала она и доверчиво прижалась к его плечу.
Вовушка еще раз судорожно вздохнул и обнял Аню. Так они и пролежали, не шевелясь, и стараясь почти не дышать до вечера. У Вовушки чудовищно затекла и онемела рука, на которой лежала Анина головка, но он мужественно терпел. У Ани отнялась шея, потому что она старалась держать голову на весу, чтобы не давить Вовушке на руку.
И тут зазвонил телефон. Аня проворно выскользнула из кровати и не удержалась, вздохнула. Накинула халатик и, стараясь размять шею, побежала на кухню к телефону.
Вовушка сел на кровати, не понимая, как вести себя дальше, яростно сжимая и разжимая кулак на онемевшей руке. Рука с трудом восстанавливала жизнеспособность, Вовушка морщился от покалывания и мурашек, но улыбался. Злился за несбывшееся потное воскресенье, но улыбался над трепетностью и волнением Ани. В общем, все смешалось у Вовушки в голове. Такого раздрая чувств он не испытывал ни с одной женщиной.
Они решили попробовать плотского через неделю.
В этот раз пошло все в спешке, судорожно и стеснительно. Но получилось.
— Главное, тренироваться, — неуклюже пошутил Вовушка, прикрывая срам махровым полотенцем с розами.
Розы на полотенце были кучерявыми и до невозможности розовыми, он такого не одобрял. Но Анечке все это шло. И розовые перламутровые ноготки на руках и даже на ногах, и розовое в бантиках белье, и розовые губки. Анечка его и привлекла этим — своей незащищенностью, нежностью и кукольной женственностью.
Привыкали они к друг другу долго. Но привыкли. Даже стали понимать шутки друг друга. Анечка оказалась остра на язык и иногда шутила так, что у Вовушки горели уши. Но ему нравилось. Нравилось в ней все. И шутки, и нежности, и то, что не устраивает сцен и не тащит под венец. И не знакомит с родственниками.
Но один раз они попались. Валентина без приглашения приехала в гости и трезвонила в дверь. И даже стучала кулаком, крича на весь подъезд:
— Анька оглохла, что ли? Открывай!
Вовушка загнанно смотрел на Аню и пытался натянуть штаны, все время промахиваясь мимо штанины. Анька хохотала, давясь, чтобы не услышала Валентина за дверью, глядя на испуганного Вовушку, споро затянулась в халат и подавала ему носки, рубашку и пиджак. И любила его такого растерянного и несчастного больше всего в жизни.
Валентина, когда ее пустили в квартиру, сразу поняла произошедшее. Ей хватило одного взгляда на натянуто улыбающегося Вовушку и счастливую Аньку. Промолчала. Демонстративно поставила на стол пакет с помидорами с участка.
Выпили в тишине чаю, подчеркнуто вежливо передавая друг другу сахар и печенье. Вовушка, допив чашку, откланялся, сославшись на чрезвычайную занятость. Покраснел. Рассердился на себя и строгую Валентину. И всю дорогу домой рассуждал, как у такой хохотушки Ани, может быть такая сестра? Броненосец Потемкин, а не сестра!
— Уже о боге надо думать, Анька! И на зиму овощи консервировать! А ты?
Встала из-за стола.
— Некогда мне с тобой! — и пошла в коридор.
Долго сопела, недовольно натягивая ботинки и бормоча под нос, что Анька с ума сошла, старая, ведь, старая и туда же!
— Нестарая! — рассердилась Аня.
— Нестарая? — грозно спросила Валентина. — В прошлом годе кому юбилей семьдесят лет справляли? Мне? У тебя внуки! Муж на кладбище! А ты?!
— Мужа нет уже пять лет. Я траур выдержала и даже больше. И хоронить себя раньше времени не собираюсь!
— Прошмандовка! — крикнула Валентина и хлопнула в сердцах дверью так, что посыпалась штукатурка.
Она в этом году вдовство уже седьмой год тянула. Может, она тоже любви хочет! Любви, которой никогда не было! А только дети, работа, работа, потом старость и грязные подгузники мужа пять лет! Она тоже хочет! Но она женщина приличная и до такого не опуститься!
А Аня убрала со стола, подмела в коридоре осыпавшуюся штукатурку. Улыбнулась. Довольно и сыто потянулась, вспомнила, что завтра они с Вовушкой собрались на концерт. Налила себе рюмочку вина и села в кресло-качалку.
Отпивая по капельке вино, подумала. Вот какая интересная у нее жизнь. Вовушка был ее первой любовью. Как долго она ждала его предложения, а он все не решался. Аня рассердилась и вышла замуж, за первого, кто предложил. Назло. И Вовушка потом женился. Быстро его охомутала бабенка с ребенком. И разошлись их дорожки. А вот сейчас снова, встретились. И, оказывается, они всю жизнь друг друга любили.