Я сижу на диване, смотрю, как мигает лампа. У меня пластилин, шерстяные носки и друг. Дождь — большая смешная собака на мокрых лапах, но его почему-то нельзя покормить из рук. Я принёс бы ему колбасы. Или даже мяса. Он вильнул бы «спасибо» хвостом, убежал домой. Мне четыре и день. Меня кормят творожной массой. Говорят, что полезно и вкусно. И руки мой. Говорят не мешать, не сидеть в этой странной позе, потому что я снова с ногами на стул залез. Когда ты будешь спать в конуре, беспокойный пёсель, когда выглянет солнце, тогда мы поедем в лес. По железной дороге туда доберёмся сами. Очень надо, собака, я должен увидеть, что у высокого дуба стоит человек с часами. Миллион миллионов столетий стоит в пальто. Облака проплывают, они, безусловно, в теме, кучерявые, толстые, умные облака.
Человека нельзя отвлекать, он считает время, у него по карманам минуты, года, века. Даже пара секунд в остроносых лежит штиблетах. Но спрошу его прямо, уверенно, как могу:
Человек, улыбаясь, ответит: есть я и лето. Смерти нет, ты, наверное, мальчик, совсем ку-ку?

Я сижу на траве, у меня за спиной гитара. Прогуляли всю ночь у Санька, голова трещит. Двадцать лет и неделя — о боги, какой я старый, просто древний как мамонт. А мама сварила щи. Говорит — полноценно питаться ребенку важно. То есть я несмышленный ребенок, ну-ну, ага. Говорит — сухомяткой желудок сорву однажды. Жизнь весьма быстротечна, неправильна и строга.
Начинается дождь. Эх, зарядит теперь надолго. Заскочить в супермаркет? Залечь в одеяльных льдах?
Дождь похож на косматого зверя, стального волка. Красных шапочек только повывели в городах. Дорогая зверюга, тебе ничего не светит, отправляйся назад, в свою стаю, нору, отряд. Передай малышам: здесь кусается каждый третий, каждый пятый наивно надеется — не съедят. Здесь реально опасно. Вообще ни в одни ворота. Вот дрожу под навесом, а в горле противный ком. А рюкзак тянет плечи.
А завтра уже суббота, мы хотели с палатками в лес. Мы пойдем пешком. Погорланим, поспорим, наделаем много шума. Но я должен найти на поляне высокий дуб.
Человеку с часами признаться — чудак придуман, лично мной. На диване. Прости, я был мал и глуп.

Выпал снег, он лежит и похож на кусочки марли, а в отдельных местах — на осколки чужих планет. Я сижу на дурацком допросе. Меня поймали, притащили в какой-то нетопленный кабинет. Мне действительно холодно, боязно, неудобно. Они видят последнего гада в моем лице. Как в кино: это злой полицейский, а это добрый:
— вы зачем посещаете лес, что у вас за цель. Вы готовите бунт, на дворе назревает смута?
Вон, на морде написано — люмпен, бандит, жульё.
У меня в остроносом ботинке лежит секунда. Хорошо, что они до сих пор не нашли её.
Дорогой человечек с часами, мой детский идол. Эх, звучит, словно я претендую на роль жреца.
Они мне угрожали. Я, правда, тебя не выдал. Пока ты существуешь, у времени нет конца.