У одной Православной москвички случилось большое горе. Пропал ее взрослый сын — пошел отнести что-то другу, да так и не дошел до него. Нашли его уже через несколько недель — убитого в страшном сатанинском ритуале.
Чтобы хоть как-то облегчить горе безутешной страдалицы, друг сына купил ей в подарок крохотного попугайчика. Такой малюсенький — пучок перьев на двух ножках. Принес его Зинаиде Федоровне, а сам говорит: «Жалко, что такой маленький, вряд ли он научится разговаривать».
Попугай обиженно нахохлился и горестно произнес: «Господи помилуй, Господи помилуй, Господи помилуй!» Вот так малыш! «Ну и славно! Будете, тетя Зина, с ним вместе молиться!»
Великим постом Кешка изменил свое «правило». Вместо троекратного «Господи помилуй» отсчитал ровно двенадцать молитв, чуть помолчал — и выдал целиком молитву Ефрема Сирина. Опять помолчал — и, вздохнув, сказал с глубоким сокрушением в голосе: «Господи, помилуй и прости душу мою грешную!»
Однажды Зинаиде Федоровне надо было отлучиться ненадолго. Возвратилась — и обомлела. Входная дверь снята с петель и прислонена к стене. Первая мысль: «Иконы и Кешка!..» Кинулась в комнату — слава Богу, все на месте. Иконы не тронуты, и Кешка из клетки радостно приветствует хозяйку: «Господи помилуй!»
А вскоре ее вызвали в суд — по делу об ограблении квартир. Поймали грабителей и судят. Спрашивают: у кого что взяли. Дошли до ее адреса.
— Ну, а здесь что вы взяли?
— Ничего! Дверь сняли, только в прихожку вошли, слышим — в комнате старушонка молится. Мы и ушли…
После этого Кешка научился еще одной молитве — «Хвали душе моя Господа».
Время идет, и все бы хорошо, да чего-то не хватает. Пожаловалась Зинаида своей задушевной подруге, приехавшей в гости: «Хороший у меня Кешка, слушать его — сердцу радость. Вот только что он никогда Матерь Божию не восхвалит!..» Татьяна дождалась, когда Зинаида уснула, села к клетке и давай укорять попугая: «Кешенька, как же тебе не стыдно! Столько молитв ты знаешь, а Божией Матери не молишься! Ну-ка, повторяй за мной: «Пресвятая Богородица, спаси нас!» Кешка слушает — и ни слова в ответ. И наутро молчал. Два дня прошло, Татьяне звонит Зинаида, чуть не плачет: «Кешка-то мой замолчал! Вообще перестал молиться. А мне без его молитв никак нельзя!»
Татьяна тоже запереживала, ведь это она виновата. Приехала — и давай уговаривать птицу: «Кешенька, голубчик, уж ты не обижайся, только не молчи. Зинаиде-то как плохо без твоих молитв!» Попугай еще пару дней молчал, а потом заговорил. Как обычно, трижды «Господи помилуй» и — громко, радостно, — «Пресвятая Богородице, спаси нас!»
И опять жизнь пошла обычным чередом. Больше Кешку ничему учить не стали. Вот уж и Страстная неделя отошла, вечер Великой Субботы. Зинаида собралась — и пошла в церковь на Всенощную. Вернулась уже утром. Заходит радостная:
— Кешка, я пришла!
И слышит в ответ:
— Христос Воскресе!
12.10.2001