`
Дело было в блокадном Ленинграде. В январе 1943 года Зинаида Епифановна Карякина слегла. Соседка по коммунальной квартире зашла к ней и сказала:
— А ведь ты умираешь, Зинаида Епифановна.
— Умираю, — согласилась Карякина, — и знаешь, Аннушка, чего мне хочется, предсмертное желание, наверное, сахарного песочку мне хочется. Даже смешно, так ужасно хочется.
Соседка вышла и вернулась через пять минут с маленьким стаканчиком сахарного песку.
— На, Зинаида Епифановна, — сказала она. — Раз твое такое желание перед смертью, нельзя тебе отказать. Это когда нам по 600 гр давали, так я сберегла. На, кушай.
Зинаида Епифановна только глазами поблагодарила соседку и медленно, с наслаждением стала есть. Съела, закрыла глаза, сказала: «Вот и полегче на душе», и уснула. Проснулась утром и… встала.
Верно, еле-еле, но ходила.
А на другой день вечером вдруг раздался в дверь стук.
— Кто там? — спросила Карякина.
— Свои, — сказал за дверью чужой голос, —Свои, откройте.
Она открыла. Перед ней стоял совсем незнакомый лётчик с пакетом в руках.
— Возьмите, — сказал он и сунул пакет ей в руки.
— Да что это? От кого? Вам кого надо, товарищ?
Лицо у лётчика было страшное, и говорил он с трудом.
— Ну, что тут объяснять… Ну, приехал к родным, к семье, привез вот, а их уже нет никого… Они умерли! Я стучался тут в доме в разные квартиры — не отпирает никто, пусто там. Наверное, тоже… как мои… Вот вы открыли. Возьмите. Мне не надо, я обратно на фронт…
В пакете была мука, хлеб, банка консервов. Огромное богатство свалилось в руки Зинаиды Епифановны. На неделю хватит одной, на целую неделю!.. Но подумала она: съесть это одной — нехорошо. Жалко, конечно, муки, но нехорошо есть одной, грех. Вот именно грех — по-новому, как-то впервые прозвучало для нее это почти забытое слово.
И позвала она Анну Федоровну, и мальчика из другой комнаты, сироту, и ещё одну старушку, ютившуюся в той же квартире, и устроили они целый пир — суп, лепешки и хлеб. Всем хватило, на один раз, правда, но порядочно на каждого. И так бодро себя все после этого ужина почувствовали.
— А ведь я не умру, — сказала Зинаида Епифановна, — Зря твой песок съела, уж ты извини, Анна Федоровна.
— Ну и живи! Живи! — сказала соседка, —Чего ты… извиняешься! Может, это мой песок тебя на ноги-то и поставил. Полезный он: сладкий.
И выжили и Зинаида Епифановна, и Анна Федоровна, и мальчик. Всю зиму делились — и все выжили.