В одинаковости сурковой обесцвеченных бытом дней,
где становится пустяковый бред серьёзных вещей важней,
я вдруг встал, как слепой бездомный, под рукой не найдя перил:
Я не помню, совсем не помню как же сильно тебя любил.
Как изорван был в клочья ветром, льдом и грозами иссечён
лишь за то, что к любви как к свету мчался, бешеный, напролом.
Помню, крылья растил покрепче, чтоб упрятать тебя от бед,
и казался инсайтом вечным обнимавший обоих плед.
А теперь мы такие штуки, механизмы из мышц и жил.
Протяни мне, родная, руки-
те, которые я любил.