Она убирает руку с его плеча.
Она выдыхает: «Я с этих пор ничья.»
Прикрыв осторожно уставшую хлопать дверь,
он знает, что тоже станет ничьим теперь.

И сколько бы он не трогал с тех пор ключиц-
он больше не встретил Бога в рисунке лиц.
Отныне во сне, ворочаясь и крича,
он видит всегда лишь ту, что теперь ничья.

Я вчера по пути
Вдруг столкнулась на улице с Богом.
В тёмно-синем пальто
Он почти что сливался с толпой.
Он сказал: «Не грусти!»
И в ладонь мне отсыпал немного
Веры радужной в то,
Что когда-нибудь встречусь с тобой.

И тот, который тебе не встретился,
спокойно дышит в свой рыжий шарф.
В подъезды входит, бежит по лестницам,
и с кем-то стонет на брудершафт.

Невозмутимо целует локоны
какой-то нежной, но не навзрыд.
Судьбой тропинка уже протоптана,
но тот, который… он не спешит.

Всё так же ходит, от стужи ёжится,
стучится в двери, крушит мосты.
Возможно, что-то у них и сложится.
Возможно, с кем-то уйдёшь и ты.
… показать весь текст …

Хочешь, надену платье
из человечьей кожи
женщины той, что ещё вчера
целовала тебя до дрожи?

Ты замечаешь, кстати:
я так на неё похожа,
на ту, которой сказал с утра,
что жить без неё не сможешь?

Прилипло к скелету платье
от сладких твоих «навеки»,
мой медленный, скукой испорченный бог,
убивший во мне человека.

А пока в твоих кулаках сжимается новый мир, ты сливаешь вместе виски и белый чай.
Тень толкает в спину, как конвоир, ты решаешь выпить, но промолчать.

Выпить так, не чокаясь, за любовь, по примете — с левой, как левый хук.
Разбавляя чаем, густым, как боль, виски цвета выдержанных разлук.

Небо, как папирус, поджёг закат, или это виски кипит в зрачках?
А пока ты прячешь в карманы ад, вечность трепыхается в рукавах.

И никто не верит, что яд — внутри, и к груди пристёгнута, словно брошь,
фраза:
Раз уходишь, то уходи,
ведь, пока не сдохнешь — не оживёшь.