Когда и сил, и времени в обрез
Не женщина нужна, но женский образ.
И звёздный небосвод,
И тёмный лес,
И леший, что сидит под елью сгорбясь.
В пространстве звуков
редкие слова
пространство ароматов не нарушат.
Шуршанье веток, пенье соловья
И женский плач — всё просится наружу.
Туда, откуда льётся тёплый свет,
Где с ниткою встречается иголка,
Где жизнь моя, единственный мой свет.
Расстёгивает пуговичку долго.
***
О, этот рембрандтовский свет —
течёт из плоскости другой,
Не той, где рубенсовский цвет,
Не там, где мы живём с тобой.
Он зарождается во тьме,
Его творец и слеп, и нищ,
Ну что ещё сказать тебе,
о днище днищ?
Сломай подрамник, разорви
в клочки подстрочник.
Ведь этот свет не о любви.
Держи платочек.
***
из храма духа своего
прогнал торговца твоего
теперь смиренью моему
кирдык и крышка
а следом всех его друзей
из храма сделать колизей
базар-вокзал мотель-бордель
ну это слишком
и вот теперь сижу один
и сам собой в себе судим
в подполье сердца моего
скребётся мышка
свеча горит метель метёт
лежит на полке идиот
который если посмотреть
всего лишь книжка
***
Всё по любви и это тоже,
ведь по расчёту — только смерть.
Я озверел уже, мой Боже,
и дальше некуда звереть.
Вчера рычал, сегодня вою,
себя в тебе не узнаю,
бывает, вырвешься на волю,
а там лишь — баюшки-баю.
Стою во мраке с сигаретой,
а может быть, она со мной.
Всё по любви, но не по этой —
по той, нездешней, неземной.
***
Выгуливаешь сам себя
по городу, где каждый метр
нуждается в приставке мета-,
и снег, мерцая и слепя,
разлёгся на хребтах урочищ
родных. Куда ни поверни,
давно разменены на дни
года и годы. Что ты хочешь
найти? Какое там величье?
Одна недвижная река,
и глаз родных косноязычье,
и косоглазье языка.
***
Надо только расхотеть,
расхотел уже на треть —
за пределом расхотенья
остаются: жизнь и смерть.
И на те, на эти плечи
давят, как дефекты речи,
слуха, зрения, того,
что
ого и огого.
Остаётся спать и петь,
видеть, ежели смотреть,
слышать, если взялся слушать,
дни на тёрочке тереть.
Так, глядишь, и угодишь
расхотелом в расхотишь.
***
Это редкая радость —
мгновенье поймать,
это редкая радость —
запомнить мгновенье,
это редкая радость —
мгновенье узнать,
выдохом-вдохом, словно оно — вдохновенье.
Это редкая радость — с тобой говорить о стихах,
это редкая радость — спорить с тобой об искусстве,
это редкая радость —
стоять под дождём на мостах,
нам осталось чуть-чуть, бескрайней, но радостной грусти.
Эта редкая радость бесценна, сладка и редка,
как наличие взгляда в глазах, обречённых на слёзы.
и течёт за окном в Безымянное море река,
и поэзия смерти соседствует с жизненной прозой.
***
Их с рожденья пугают:
мол, будете плохо учиться —
не замёрзнете и не сумеете в небе кружиться,
мокрым местом останетесь, жалкими каплями лишь,
и они стекленеют над рёбрами ломаных крыш,
над когтистыми кронами позднеосенних аллей,
в ожиданьи увидеть, хотя бы увидеть людей.
И конечно, немногим, немногим, конечно, из них
узнаванье себя предстоит на ладонях твоих.
***
Чем ближе к возрасту Христа,
тем дальше в лес непроходимый,
на свет обманчивый костра
уходишь и проходишь мимо
друзей бесчисленных подруг,
земных забот, небесных мыслей,
и всё, что есть — лишь сердца стук
в бруснике горькой,
в клюкве кислой.
***
глаза закрыл,
но распахнулись очи:
на площади заснеженная ночь,
и если бы я был к ней приурочен,
то приписал бы сокращенье «оч.»
а так — лишь превращаясь в слух и зренье
и пробуя на вкус
и прах, и пух,
смотрел, писал, читал
стихотворенье,
не про себя —
нас было больше двух.
***
если очень упростить
можно даже дальше жить
даже можно вспоминать
и немножко узнавать
даже чудное мгновенье
спутав прошлое и сон
голос голос это он
главное стихотворенье
***
выращивать зверя
кормить смехом
поить слезами
клетка всё меньше
вот и шерсть пробивается
белая