Как-то под 8 марта к маме в больницу на скорой помощи была доставлена некая дама из Баку.
По маминым меркам с пустяковой операцией.
Но в тот же день прилетел муж дамы. И началось.
Вернее, чуть не закончилось счастье многих.
Что он творил! Как он рыдал!
Даже цербер Трофимовна рыдала вместе с ним, несмотря на ветеран войны и стойкую ненависть к мужчинам вообще как причине всех гинекологических несчастий, а также источнику возможной нестерильности, а значит возможных осложнений после операций.
Но как он плакал! Рыдали все!
Он причитал на несмелом русском:" Милый паличик моего се-ееердца!
Милый се-ееердечик моего па-лллчика!
Ай! Лючеб я умэээ-эээр, чеем твоя па-ааалллчик"…
И так всю ночь.
Его поили валокордином, с ним беседовала мама, все врачи, все сестры, все нянечки, все больные.
Сама цербер Трофимовна предварительно обеззаразив его — т. е. обсыпав хлоркой и облив спецсоставом, надела на него халат, бахилы, шапку, 3 маски и, на всякий случай крепко стянув все это поверх бинтиком, повела в палату — невиданный случай. Она забыла вставить кляп ему в ротик и забинтовать крепко.
Что там было, что там было… Ни один индийский фильм со всеми фонтанами мира не собрал бы столько слез, сколько было пролито в тот день всеми живыми и мертвыми!
Сухие московские уши никогда не слышали таких жарких слов про се-еррдечччка и па-алииичик, паличик и сердееееччка.
Если бы в тот час шла операция, клянусь, ее бы бросили и пошли глазеть на это чудо!
На пороге палаты он упал на колени и громким шепотом всхрипел — «он дыши-ит?»
Дама царственно полуповернула головку к мужу и, как бы не узнавая его до конца, простонала — а-ах !
(Хотя уже вчера вечером вполне себе ходила на ужин ножками).
Он распростерся на полу и начал призывать смерть на свою недостойную голову, ну, что допустил, не углядел, не уберег.
Такая невиданная любовь требовала интерьера и дело дошло до того, что им выделили отдельную палату, небывалый случай — 2.
Все равно уже никто не мог ни лечить, ни болеть.
Заплаканные больные отказались принимать своих мужей с их жухлыми мимозками.
Заплаканные врачи, медсестры и нянечки разошлись по домам чтоб дать п. ы мужьям, у кого есть.
Что наша Зинаида? Рыдая вошла домой, рыдая бросилась на кровать… Мы подумали, что погибла больная, выключили телевизоры, вооружились валидолом и сели рядом.
А откуда ж мы знали?! Папа положил громадную ручищу на плечо маме и сказал:" Зина, перестань, твоей вины тут нет. Хочешь, я куплю тебе туфли? Завтра?"
Бедный…
Вы когда-нибудь видели зеленые глаза в пламени пылающего сердца? Мы с папой видели. Альфред Хичкок — дитя невинное.
«Конечно, нет моей вины! Разве моя вина, что ты бесчувственный чурбан?! Разве я видела когда-нибудь от тебя нежность? Разве я слышала от тебя когда-нибудь что-нибудь из того, что говорят другим женщинам их мужья?! Не все в жизни измеряется туфлями!»
Так что, никто не умер, — возмутился уже папа?
Наутро оказалось, что абсолютно все женщины устроили своим мужьям Варфоломеевскую ночь с абсолютно схожими претензиями.
Да, сухие московские уши…