Ты мечтал о жене, что в ладонях, податливой глиной,
Станет светскою леди, с достоинством — кротко молчать.
У меня — ни кола… Из приданого — лишь пианино…
Я — сырьё, не из худших. И в паспорте — ставят печать…
С внешним миром отсёк мне все связи, растил и лелеял.
В безделушках на коже — созвездия, жемчуг морей…
Но сопящий в затылок конвой — для прогулок в аллеях,
Но внутри лимузина — вдоль ждущих рассвет фонарей…
Ненавистны мне с детства — «вставания на табуретку»,
От назойливых просьб — на чердак убегала, порой…
Ты сдувал с меня пыль, демонстрируя, как статуэтку,
Захмелевшим друзьям, ждущим зрелищ и хлеба с икрой…
Но всё чаще мне слышалось в песнях, что волком я вою…
Мне свобода — ценней всех сокровищ и сказочных благ.
Стонет, в праведном гневе, поместье твоё родовое —
Только вряд ли беглянку отыщешь, со сворой собак.
Высоко к облакам, по следам журавлиного клина,
Улетит моя боль вовлеченья в чужую игру…

Не грусти, не печалься, родное моё пианино —
Я со свалки тебя, непременно, потом заберу!