Животрепетным телом протлев до скелета,
Без коры и коросты на рваных губах,
У столба октября купина бересклета
Ярой ведьмой горит в красно-бурых клубах.
И летит исступлённый и пламенный шёпот
К небесам, где литой утверждён аналой,
Что сердечную рану уже не заштопать
Даже прочным кетгутом с калёной иглой.
Вот и я, угодив на костёр этот ранний,
Когда рушится с треском земное во мне,
Познаю нелогичное счастье сгоранья,
Ощущая, как жизнь утекает вовне.
И летят заклинания искрами в кущи,
Прожигая живую листву по пути,
Чтоб виновник пожара был с миром отпущен —
Чтобы с лёгкостью мир и меня отпустил…
И цепляясь за прахом покрытые склоны,
Забираюсь в такую разверстую высь,
Где на лысой горе дланевидные клёны
Обгорелыми пальцами в небо впились.