Пенсионерка чертова
Людям очень нравится, когда их уважают. Это иногда даже в зависимость превращается. Как алкоголизм.
«Я всю жизнь — сорок пять лет — на одном месте отработал, — и смотрит, выпучив глаза. — А ты летун, сорок пять мест перебрал. Все летал и летал».
И что, теперь медаль нарисовать, что на одном месте? Ты — так, другой иначе. У всех по-своему. Откуда такая уверенность, что одна запись в трудовой — это непременно какое-то достижение? Может, сидел сорок пять годков и небо коптил. Никому работать не давал, ел поедом, мешал развиваться? Всё же может быть. А тут нате вам: уважай его!
Или еще: мужчина все своими руками построил. И дом, и баню, и забор. Таскал тяжелые бревна, поднимал их наверх. Крыл крышу и возился с фундаментом.
Про него говорили, что он народный умелец. И что жена за ним как за каменной стеной. Он, конечно, все построил. И еще что-то построил, и еще. Ни отпуска, ни сна, ни отдыха — измученной душе. И в пятьдесят пять загнулся. Что-то надорвалось внутри. А деньги у него были. Лежали. Можно была запросто работников нанять.
Каменная стена рассыпалась. И жена овдовела. Чем гордились? Какое уважение?
Женщина гордилась, что любит порядок. И чистоту. Что на месте не посидит — все какие-то домашние дела. И уборка, и чистка, и стирка, и готовка — круг. И много лет по этому кругу бегала, как белка в колесе. Бежит и видит только то, что впереди, перед глазами. А периферическое зрение атрофировалось, исчезло, стерлось.
Она заела жизнь мужа, загрызла дочь. На сыне зубы поломала. Он подрос и ушел из дома. За ним — его сестра. Тогда женщина насела со своим порядком на постаревшего мужа. Но и он снял комнату — ушел. Она одна осталась. Есть больше некого.
Причину для уважение можно придумать. Только бы фантазии хватило. Подумал-покумекал и нашел.
Иногда ситуация усложняется. Человеку нужен компот. Из уважения и жалости. Это когда они объединяются.
Одна дама ушла на заслуженный отдых. И у нее родилась волшебная фраза: «Я теперь пенсионерка». Придет в магазин, подержит в руках копченую колбасу, вернет на место и скажет: «Я теперь на пенсии. Не могу себе позволить». И отойдет, горемычная.
Требует от сына, чтобы он ее по рынкам и по магазинам возил: «Мне картошка нужна. Я теперь пенсионерка. Старенькая стала. Свози-ка меня на рынок». Как будто ей три мешка надо. Как будто она небольшое ведро до дома не донесет.
«Я теперь пенсионерка» — это не фраза. Это требование снисходительности. Что-то забыла, что-то не успела. Нахамила дочери, влезла в личную жизнь внучки. Оправдание одно: я теперь пенсионерка.
Патологическая жадность и патологическая экономия — я теперь пенсионерка. Не позвонят дети, забудут или уработаются. Закатит такую истерику, что Вася не чешись. Доведет их до припадка. Оправдание одно: я теперь пенсионерка. Значит: уважайте меня, будьте снисходительны ко мне и пожалейте меня. А сама только-только как уволилась. И лет ей немного.
Видел сцену. Две подруги встретились. Одна из них — натура деятельная, энергичная и справедливая. Прямая и честная. Что-то делает, или гуляет, или помогает кому-нибудь. Или любимым делом занимается.
А вторая из числа «дайте мне уважения», из числа «я теперь на пенсии».
Встретились на рынке. Деятельная натура купила килограмм говядины. А «дайте мне уважения» рядом стояла. Глазками моргала, в нищенку играла. Деятельная натура спросила: «А ты чего не берешь? Купи кило — надолго хватит».
А «дайте мне уважения» скромно ответила: «Я теперь пенсионерка, где уж мне мясо покупать»?
Энергичная натура быстро отреагировала: «Так бы дала тебе по башке, чтобы ты не ныла. Пенсионерка она чертова! Денег подкопила — и дрожишь, как мокрая собака. Все бы стонать, все бы стонать. Пенсионерка она.