Моим идеалом красоты была и остаётся Ариадна Эфрон, мне очень нравится Вера Глаголева — вот такие типы женские мне нравятся. Ну, видите ли, разные есть варианты. Не всегда даже цепляет внешность. А что цепляет в женском идеале? Это доброта, милосердие, мягкость, необязательно в таком вульгарном смысле женственность, но, конечно, эмпатия, сопереживание, сопонимание, такое женское чтение мысли — то, что Ахматова в совершенстве умела. Мне очень нравится самоирония, мне нравится умение подставляться, уязвлённость. Когда-то Ришара я спросил — и он сказал, что искренность в женщине всего дороже. Я сказал: «Но ведь это почти никогда не встречается!» — на что он ответил: «Тем дороже она». Наверное, искренность тоже, но в меньшей степени. Искренность не обязательна, а обязательно вот это милосердие.

Главные черты России — презрение к закону, полное бесправие одних, неограниченный произвол других и глубокое взаимное удовлетворение этим гармоничным состоянием.

Обычно насилие над личностью, над обществом, над народом в целом вызывает понятное ощущение сопротивления, действие всё-таки равно противодействию. В России же выработался такой извод национальной психологии, когда сила или насилие вызывают уважение и даже некоторую национальную гордость: «вот нас как». «С нами только так и можно», «иначе мы не понимаем», именно в этих экстремумах мы показываем максимальные результаты, мы — самая жестокая и в этом смысле самая жестокая и самая великая страна, — и так далее; то есть, когда масштаб государственного насилия как-то понимается как масштаб государственного величия. Действительно, чем больше с нами этого проделывают, тем больше мы крепчаем.

Россия, понимаете, такая страна, которая очень быстро отстраивается с нуля.

В современном американском кино такого почти не бывает, чтобы всех обязательно убили, а кто-то один остался. Это слишком кровожадно. Убивают кого-то одного, дабы продемонстрировать серьёзность опасности, а остальные выживают. Потому что иначе, с точки зрения американца, что это за победа, если всех убили? Русский патриотизм в официальной его редакции выглядит совсем иначе. Мы победили, потому что все умерли; чем больше жертв, тем мы героичнее; выживший всегда немного предатель.