Здесь все звенящее, точеное —
Мы и темнеем, и горим.
И ночь склонилась над свечою,
И свет со тьмою говорит.
Ночь — та девица хоть куда
Вот в этом черном звездном платьице,
А у свечи огонь кудлат
И до смешного тонки пальцы.
Ночь — по плечо небесный ход,
Намного большее горение,
Да вот заслушалась стихов,
Да вот забылась говорением.
Дрожит как будто по углам,
Углями глаз зовет и требует,
И желтый воск земная мгла
Несет в молитвенное небо.
А ей бы мужа из светил —
С лицом царя и патриарха,
Чтобы любил ее и бил,
Как целину свою распахивал,
Да сеял звезды в эту чудь,
Да рвал лучами это платьице.
Но ночь зовет свою свечу,
И свечи ночью зажигаются.
Все здесь звенит такой душой,
Все неподвластное перу…
И ты склонилась надо мной,
И я с тобою говорю.
Мы предельно разные: я иду — будто кто-то свечку в карман положил. Ты идешь — будто звездная ночь за пазухой. А подумаешь — и смешно становится. Свечки — они только ночью и нужны, только тогда их зажигают, когда темно. Вот и зажигаюсь я в тебе. Свечкой в твоем звездном вечере, солнцем в твоем звездном космосе.
И выходит, что нельзя нам друг без друга. Настанет сырое пасмурное утро, погасит твою ночь — и свечку вместе с ней задует. А если во тьме свечка погаснет, то вся ночь вздрогнет, задрожит, сожмется бродяжным зверьком — как она сама себя найти сможет? Заблудится на улицах, потеряется, не найдет дорогу домой.
Так каждую ночь, когда все звуки замолкают, можно услышать как очень тихо, тише шепота, совсем по ангельски… Каждую ночь свеча говорит с вечерней темнотой. Тогда присмотрись и увидишь — это мы с тобой. Молчим, смотрим друг другу в глаза, держимся руками. И этим — говорим.